кивнув, резко выскочил из кузницы. Потом Фербу и Петронию послышалось, как Тулий тихо прошептал: «Проклятый варвар, пусть боги покарают тебя…».

Когда управляющий поспешно ретировался, два раба громко рассмеялись. Но вскоре, вспомнив о теме своего разговора, грек и дак снова загрустили.

Так Петроний и Ферб молча смотрели, как огонь в печи пожирает сухие дрова.

— Я мучил тебя этим разговором, мой молодой друг, — произнёс, наконец, старый грек, — чтобы узнать одно. Я тоже хочу обрести свободу.

— Как ты сможешь сделать это? — спросил кузнец.

— Я стар и болен, — со вздохом ответил старик. — Если господин позволит, я смогу отправиться в храм Эскулапа, бога врачевания. Храм его на острове посреди Тибра. Там я смогу обрести свободу.

— Кто же освободит тебя, мудрец? — спросил Ферб. — Неужели сам Эскулап?

— Я узнал, что волею императора Клавдия немощные и больные рабы, привозимые на остров в храм бога врачевания, становятся свободными.

Лицо молодого кузнеца озарила искренняя радость.

— Твоя свобода счастьем и для меня будет, мой мудрый друг! Но чем могу помочь тебе я?

— Если господин отпустит меня, прошу тебя, мой друг, доставь меня до острова, — тихо попросил старик.

— Конечно, Петроний! О чём ты спрашиваешь? — кузнец подошёл и крепко пожал руку старца. — Но позволь, глупый дак даст совет мудрецу. Обратись вначале к госпоже Лавинии. Она хоть и римлянка, но у неё доброе сердце.

Петроний вошёл в покои Лавинии, супруги Кассия, и поклонился хозяйке. Женщина была одета в пурпурную паллу — одеяние из дорогой индийской ткани — и восседала в мягком кресле.

— Приветствую тебя, о госпожа!

— Петроний, — ответила старику немолодая, но красивая аристократической красотой женщина. — Мне доложили, что ты хотел беседовать со мной.

— Да, госпожа, — ответил, преклонив голову, грек.

— Тогда садись и говори.

Раб покорно сел на низкий табурет.

— Госпожа, не знаю, как начать мой разговор. Я не хотел тревожить господина и прежде решил посоветоваться с тобой, Лавиния.

— Ты мой верный слуга, — ответила патрицианка. — Ты был слугой моего отца. Если просьба твоя важна, я посодействую тебе. Говори же.

— Я стар и болен, о госпожа, — начал робко Петроний. — Долгие годы я служил господину Кассию, тебе, госпожа, и вашим благородным детям. Осмелюсь я теперь просить тебя, — волнуясь, старец сделал паузу, — отпустить меня на остров к храму Эскулапа.

Лавиния задумалась.

— По указу Божественного Клавдия, раб, отправляясь в храм Эскулапа, обретает свободу. — Госпожа с каким-то сожалением посмотрела на своего старого слугу. — Мне будет жаль, слуга Петроний, что тебя не будет более в нашем доме. Ты много лет был педагогом моих детей, воспитывал моего сына и дочь в мудрости, читал им басни и мысли древних мудрецов. Чем мы обидели тебя? Разве плохо тебе в нашем доме? Может, кто-то круто с тобой обошёлся?

— Я понимаю, госпожа, твоё недоумение, — тихо произнёс Петроний. — Прости, если оскорбил тебя словом. В твоём доме у меня есть крыша над головой, еда и вино. Но я всегда был рабом. Прежде, чем дух мой отправится в царство Плутона, я хотел бы обрести то, чего не имел никогда — свободу.

Лавиния помолчала, задумавшись.

— Но что есть «свобода», старец? — спросила женщина. — Куда ты пойдёшь? Как распорядишься своей свободой? Стоит ли она того? Останься — и живи с почётом и уважением…

Старец молчал, опустив взгляд.

Госпожа Лавиния вздохнула.

— Хорошо, — наконец произнесла она. — Мне жаль, Петроний. Но, если ты решил — господин освободит тебя.

Никогда ещё Лавиния не видела такой радости в глазах своего слуги, которая появилась после её слов.

— Благодарю тебя, о госпожа! Пусть благословят тебя боги!

За обеденной трапезой, возлежа на кушетке, Лавиния решила поговорить с супругом о старом Петронии.

— Кассий, выполни просьбу своей любимой жены, — с улыбкой начала Лавиния.

— Чего желает моя прекрасная супруга, взгляд которой подобен взгляду самой Венеры? — ответил Кассий, накладывая в тарелку сардины и салат.

— Обещай мне, что не откажешь, — игриво взглянув на мужа, произнесла Лавиния.

— Клянусь Юпитером и Юноной! Говори же, не терзай меня любопытством.

Женщина сделала глоток вина.

— Наш раб Петроний. Грек. Помнишь?

— Да, — ответил Кассий, набивая рот салатом. — Старик-педагог. А чем он привлёк твоё внимание, Лавиния?

— Хочу просить тебя о нём, господин, — ласковым голосом произнесла женщина. — Он стар и болен. Просьба моя к тебе такова: отпусти его на остров, что посреди Тибра, в храм Эскулапа.

Кассий перестал жевать и посмотрел на супругу.

— Но всякий раб, попадая в храм Эскулапа-целителя, становится свободным.

Лавиния улыбнулась.

— В этом и есть моя просьба, господин мой.

Задумавшись, патриций отпил из кубка.

— Ты поклялся Юпитером и Юноной… — вкрадчиво прошептала женщина.

Кассий вздохнул.

— Ну, будь по-твоему, — взмахнул рукой супруг. — Какое дело мне до дряхлого раба. За него на рынке не дадут и двадцати денариев. Пусть будет свободен. Хоть завтра.

На следующий день, вскоре после восхода солнца, Кассий собрал всю фамилию и всех рабов.

— Сегодня мы, Гай Флавий Кассий и Лавиния, оповещаем всех, что волей нашей, императора Рима Тита и по указу мудрейшего Божественного Клавдия даруем свободу нашему слуге Петронию из Сиракуз. Как свободный человек, наш бывший слуга решил направиться в храм Эскулапа. На то — его воля. Подойди к нам, Петроний.

Старик грек медленно подошёл к бывшим господам и встал на колени.

— Встань, Петроний из Сиракуз, — громко сказала госпожа Лавиния.

Старик медленно поднялся.

— В знак твоей свободы мы даруем тебе буллу. Это — знак твоего освобождения.

Хозяйка взяла в руки небольшой круглый бронзовый медальон на простой верёвке и надела его на шею Петрония.

— Теперь, о мудрый Петроний из Сиракуз, ты свободен. Завтра ты отправишься в храм Эскулапа. Кузнец Ферб сопроводит тебя.

Видевшие церемонию рабы громко захлопали в ладоши и огласили воздух радостными криками. Старик поклонился Кассию и Лавинии, а потом, повернувшись, радостно улыбнулся стоявшему в стороне другу Фербу. Кузнец взмахнул рукой в ответ…

Медленно, но верно работая вёслами, молодой кузнец Ферб направлял лодку к острову посреди реки Тибр, на котором высился величественным пантеоном храм бога-целителя. Вольноотпущенник Петроний сидел на корме, с грустью глядя на друга-дака, с которым ему предстояло вскоре проститься.

Когда лодка достигла острова, Ферб спрыгнул на берег и помог ступить на землю и старому Петронию. На шее грека висела бронзовая булла — медальон, означавший его свободу.

— Что же, — сказал тихо кузнец. — Пора проститься, мудрый Петроний.

Старый грек вздохнул.

— Искусный Ферб, — с грустью ответил Петроний, — радость моей свободы омрачает лишь расставание с тобою.

Друзья обнялись.

— Вряд ли господа позволят мне навещать тебя, — вздохнул кузнец. — Что останется мне от