— По-моему, местное солнце на вас плохо действует, —рассмеялся Вайнштейн, — в любом случае, будьте максимально осторожны. Ни одинконтракт не стоит того риска, которому вы можете подвергнуть себя и членоввашей делегации. Всегда помните об этом.

В дверь постучали. Он подошел и открыл дверь, впуская Алену.

— С кем ты разговаривал? — спросила она. — Я слышал, как тыговорил.

— Позвонил Борис Александрович, — объяснил он.

— Ругался?

— Нет. Скорее наоборот, был добродушен и шутил. Ондостаточно опытный и умный человек, понимает, что иначе было нельзя.

— Ты ему сказал, что у тебя теперь личная охрана?

— Нужно было сказать. Он бы тогда перестал шутить. Ты не внастроении? Наверно, не выспалась, — пошутил он.

— Нет. Не поэтому, — она подошла к окну, посмотрела вниз.Затем зашла в ванную комнату, включила воду и позвала его к себе.

— Это новая игра? — не понял Фархад, входя в ванную.

Она закрыла дверь.

— У нас много проблем, — сказала она под шум льющейся воды.

— Это у американцев сейчас проблемы. А у нас они ужезакончились, — возразил Сеидов.

— Я говорю не о нашем тендере, — возразила Алена, — яполучила сведения из Москвы. В нашей группе есть чужой, который информируетдругую сторону о всех наших передвижениях и переговорах.

— И я знаю, кто это такой. Твой друг Михаил Гладков. Онодновременно работает и на нашу… — она покачала головой, и он вставил другоеслово, — журналистику, и на наших дипломатов.

— Нет, — возразила она, — это кто-то другой.

— Тогда больше некому, — удивился Фархад, — все четвероработают в нашей компании. И, в отличие от тебя, работают уже давно. Насколькоя понял, все четверо очень хорошие специалисты, если их отправили в такуюсложную командировку.

— Ты не можешь быть серьезным? — спросила она с досадой. —Это не шутки. Я тебе говорю, что в нашей группе есть чужой, который информируето каждом нашем шаге, обо всех наших переговорах.

— Кто? — спросил Сеидов.

— Не знаю. Я пришла к тебе посоветоваться. Может, ты что-тозаметил. Необычное поведение кого-нибудь из этой четверки. Головацкий — геолог,он работал в разных странах, его могли завербовать. Гацерелия — дипломат. Онатоже раньше работала в МИДе, а уже затем перешла к нам на работу в компанию.Кажгалиев — переводчик, он часто встречается с иностранцами. Только у Резниковаможет быть относительное алиби, но все поставки зарубежной техники идут и черезнего. Значит, у него могли быть связи с иностранцами.

— Так рассуждали раньше в наших органах, — усмехнулсяФархад. — Если имел контакты с иностранцами или работал за рубежом, значит, могбыть завербован иностранной спецслужбой. Я думал, что те времена давно прошли.

— Они не прошли, — сказала Алена, — в наше время тожевербуют наших граждан и предлагают работать на иностранные спецслужбы. Этойпрактике уже несколько тысяч лет, и я думаю, что она будет продолжаться до техпор, пока существуют государственные границы и государственные тайны.

— Я не знаю, кто из них. Все четверо казались мненормальными людьми и хорошими специалистами. Кажгалиев вообще очень молод.Вспомни, как его выворачивало, когда мы попали под обстрел. Он совсем мальчик.Резников тоже не похож на шпиона, из него слова лишнего не вытащишь. Подожди,подожди. Я вспомнил один эпизод… — Он прислушался, словно опасаясь, что егоохранники сумеют войти в номер и пройти в ванную комнату. — Я, кажется, знаю,кто это мог быть, — перешел он на шепот.

— Кто?

— Манана Гацерелия, — выдохнул он. — Ты помнишь, когда мысюда ехали, вы остались в одном номере в Эр-Румбе. На следующий день она пришлако мне в номер и рассказала, как ты себя вела.

— Интересно, — криво усмехнулась Алена, — что именно онатебе рассказала?

— Она услышала, как ты говорила из ванной комнаты. Очевидно,у вас есть некие штампы, к которым вы каждый раз прибегаете, — показал он навключенную воду. — Ты вошла в ванную комнату, открыла воду и началаразговаривать по телефону. Но там вода шла без такого напора, как здесь, и онавсе услышала. Она потом пришла и рассказала, что ты докладывала о нашемпереходе через границу и нападении на нашу группу.

— Она все это слышала? — нервно спросила Алена.

— Да. И сразу пришла ко мне. Она подслушивала тебя, когда тыразговаривала. Я еще тогда подумал, почему она это делала. Обычные люди неподслушивают чужих разговоров. Она объяснила, что работала дипломатом, а там ихучили всегда проверять своих напарников. И никому не доверять, особенно в такихпоездках.

— А мне ты ничего не сказал, — упрекнула его Алена.

— Я подумал, что ты работаешь на чужую сторону. А потомвыяснилось, что это я работаю на чужую сторону, а ты как раз работаешь на нашейстороне. И я не стал тебе ничего рассказывать.

— Нужно было рассказать, — хмуро заметила Алена. — Значит,ты думаешь, что это может быть Манана Гацерелия?

— Не знаю. Возможно. Вам нужно ее проверить.

— Проверим, — кивнула Алена, — только ты больше об этомникому не рассказывай.

Раздался телефонный звонок внутренней связи. Сеидов вышел изванной и подошел к телефону.

— Добрый вечер, Фархад Алиевич, — услышал он скороговоркупереводчика, — это Кажгельды вас беспокоит. Ко мне позвонили из ресторана,спрашивают, когда вы будете обедать.

— Прямо сейчас, — ответил он, положив трубку.

— Ты уже обедала? — спросил он у Алены.

— Нет.

— Тогда пойдем вниз и вместе пообедаем.

Снова раздался звонок. Это опять был Кажгалиев.

— Французский журналист Жорж Брикар хочет с вамивстретиться. Спрашивает, когда вы сможете его принять?

— Сразу после обеда, — ответил Сеидов. — Кто еще хочет сомной встретиться?

— У меня здесь уже целый список. Все журналисты, живущие вотеле, хотят взять у вас интервью, — сообщил Кажгалиев, — но Брикар был первым.Это тот самый журналист, который подошел к вам сегодня в холле.

— Значит, он и будет первым, — решил Сеидов.

Он быстро переоделся, немного смущаясь присутствия Алены,которая сидела в спальне и смотрела на него. Затем вместе с ней вышел изномера. Оба полицейских вскочили при их появлении.

— Мы идем обедать, — сообщил Фархад.

— Нам пойти с вами, господин? — спросил один из офицеров.