Никлас сделал шаг вперед. Когда он поднял руку, Клер невольно попятилась, и тут же почувствовала себя дурой, увидев, что он всего-навсего ставит на место кий.

Затем он обратил на нес задумчивый взгляд.

— Неужели мой поцелуй кажется вам таким ужасным? Я еще ни разу не слышал подобных жалоб. Совсем наоборот.

Клер стояла, прижавшись спиной к стене. Дальше отступать было некуда.

— Что толку в этих рассуждениях? Делайте свое дело, и покончим с этим, — холодно сказала она.

В его глазах мелькнула внезапная догадка. Коснувшись рукой подбородка Клер, он приподнял его, так что теперь она смотрела прямо ему в лицо.

— Неужели вас никогда не целовал э-э… мужчина, которому вы нравились?

Клер была слишком честна, чтобы отрицать этот унизительный факт.

— Ни у одного мужчины не возникало такого желания, — ответила она безжизненным голосом.

— Ручаюсь вам, что есть немало мужчин, которые мечтали о том, чтобы поцеловать вас, но ваш неприступный вид внушил им такую робость, что они не посмели — Он начал поглаживать се губы большим пальцем. — Расслабьтесь, Клариссима. Моя цель — уговорить вас, а не запугать.

От этих ритмичных чувственных движений Клер пришла в еще большее смятение, чем вчера, когда он распустил ее волосы. Ее губы сами собой приоткрылись, и она инстинктивно коснулась его пальца языком. Ощутив чуть солоноватый, чисто мужской вкус, Клер тут же покраснела от смущения, осознавая всю непростительную развязность своего поведения.

Не показав виду, что заметил, как она напряглась и опять плотно сжала губы, он сказал:

— Поскольку это ваш первый поцелуй, я начну просто. В конце концов, у нас в запасе еще целых три месяца.

Он положил руки ей на плечи и нагнул голову.

Клер приготовилась во всеоружии встретить его атаку; лицо ее окаменело. Но вместо того, чтобы поцеловать ее в губы, он припал ртом к нежной ямке под ее горлом.

Клер судорожно вздохнула; от обольстительного прикосновения его губ кровь застучала у нее в висках. Она считала, что готова противостоять ему, но оказалась совершенно беззащитной перед этой лаской. По ее телу разлилась горячая волна, на коже выступила испарина, упоительные, расслабляющие ощущения пронизали ее и сковали волю, распространяясь все ниже и охватывая потаенные, стыдные места.

— У вас чудная кожа, — прошептал он, лаская губами чувствительный изгиб между ее шеей и плечом — Кельтский шелк, гладкий и манящий.

Клер чувствовала, что должна что-то сделать, но не имела понятия, что. Нерешительно, неуверенно она коснулась руками его талии и ощутила твердые мышцы под тонким батистом его рубашки.

Ом выдохнул теплый воздух в се ухо, потом слегка куснул мочку.

Когда он принялся массировать ее плечи и руки, глаза се сами собой закрылись, и она поплыла без руля и без ветрил по волнам чувственного моря. У нее было такое ощущение, словно она сделана из воска, которому Никлас может придать любую форму, какую пожелает.

Внезапно Клер почувствовала, как он легонько дергает сзади ворот ее платья, потом его горячая рука скользнула ниже и легла на ее обнаженную спину между лопатками. Ее будто окатили холодной водой: она поняла, что он только что расстегнул верхнюю пуговицу ее платья. Он начал было расстегивать вторую, но Клер резко отпрянула.

— Разве поцелуй может продолжаться как угодно долго? — спросила она, тщетно пытаясь говорить спокойно. — Уверена, что этот уже подошел к концу.

Никлас не сделал попытки удержать се. Пожалуй, дыхание его несколько участилось — но и только.

— У поцелуя нет раз и навсегда установленной продолжительности, — ответил он снисходительно. — Он заканчивается тогда, когда один из целующихся решает, что он закончен.

— Прекрасно. Тогда сегодняшний поцелуй закончен. Дрожащими руками она застегнула пуговицу на спине.

— Неужели все и впрямь было так скверно, как вы ожидали, Клариссима? Мне показалось, что вы не испытываете отвращения.

Девушка предпочла бы не отвечать, но честность заставила се еле слышно пролепетать:

— Нет, я… я не испытывала отвращения.

— Вы все еще боитесь меня?

Он коснулся одной из упавших ей на плечи прядей волос. Прикосновение было таким легким, как будто ее задела крылом пролетавшая мимо бабочка. Клер могла бы и не заметить этого легчайшего касания, но она замечала все, что он делал, вплоть до самых незначительных мелочей. На мгновение она закрыла глаза, потом открыла и твердо встретила его взгляд.

— Аристофан говорил, что мальчишки бросают камни в лягушек шутя, однако лягушки умирают всерьез. Вы собираетесь разбить мою жизнь вдребезги и, тут же позабыв от этом, пойти дальше. Да, милорд, вы внушаете мне ужас.

— Разбить вдребезги можно только то, что окостенело. Возможно, ваша жизнь такова, что ее следует разбить.

— Какая глубокая мысль! — Клер криво усмехнулась. — Ваша жизнь была разбита четыре года назад. И что же: стали вы от этого лучше или счастливее?

Его лицо окаменело.

— Уже поздно. Пора идти спать. Завтра я еду в Суонси, так что увидимся за обедом.

Он поднял пыльный бархатный чехол и набросил его на бильярд.

Клер взяла маленький подсвечник, стоявший на шкафчике, где хранились шары, и почти бегом покинула комнату. Остановилась она лишь после того, как очутилась в своей спальне. Она заперла дверь на ключ, поставила подсвечник, и, рухнув в кресло, прижала руки к вискам.

Миновал один день и один поцелуй. Как же ей пережить остальные девяносто?!

Она только что наслаждалась объятиями мужчины, который не был ее мужем и чьи намерения были бесчестны; хуже того, она жаждала завтрашних объятий! Ради спасения своей души ей надо покинуть Эбердэр и притом немедленно. Пусть деревня сама заботится о себе. Никто не просил ее жертвовать собою ради Пенрита, она сама возомнила, что это ее долг.

Мысль о том, чтобы уйти и все бросить, охладила разгоряченное сознание Клер. Граф готов предпринять действия, которые принесут пользу сотням людей, и было бы глупо отказаться от всего этого из-за разыгравшихся нервов. Все дело в том, что она не привыкла к объятиям и поцелуям, вот и прореагировала слишком бурно. Завтра его ухищрения уже не смогут подействовать на нее.

Переодевшись во фланелевую ночную рубашку и заплетя волосы в длинную косу, Клер забралась в огромную кровать и приказала себе заснуть. Завтра ей понадобятся все силы, чтобы противостоять графу-демону.

Никлас стоял перед камином и задумчиво смотрел на догорающие угли. Теперь, когда в доме была Клер, Эбердэр уже не казался таким унылым. Однако дом домом, а его самого ее присутствие выбивало из колеи. Наверное, из-за того, что он не привык иметь дело с девственницами. Сочетание се неопытности и хладнокровной практичности было на удивление подкупающим. И на мгновение, пока не вмешалось благоразумие, она с готовностью приняла его ласку, податливая, как ивовая лоза, разогретая солнцем.