Углицкие князья Борис да Роман Давыдовичи, да сыны князя Романа — Иван, Владимир, Святослав и Яков, а силы их семь тысяч.

С Мурома князья Владимир Дмитриевич Красный да Андрей Федорович, и у них войска восемь тысяч и пять сот.

Тарусские князья Федор и Мстислав Иванович, да Оболенских четверо: Иван Костянтинович и брат его Андрей, да сыны князя Андрея — Семен и Михайла, а воев поставили они восемь тысяч.

Из тверских земель — князь Михаила Васильевич Кашинский привел шесть тысяч да князь Иван Всеволодович Холмский — пять тысяч.

Еще с нами Стародубские князья Андрей Федорович да Семен Михайлович, а войска дали они шесть тысяч; да князь Мещерский Юрий дал четыре, да Моложский Федор — три тысячи.

Далее идут князья Ольгердовичи, Андрей да Дмитрей, да при них князья: Смоленский Иван Васильевич, Глеб Иванович Друцкой, Федор Туровский, да сыны Дмитрея Ольгердовича — князь Роман Трубчевский и княжич Глеб. Эти у меня все вместе посчитаны, и войска с ними сорок и шесть тысяч.

Ну еще с низовых русских земель, из-под Литвы, есть от Новосильской земли князь Степан Романович с пятью тысячами воев, да из Карачевской привел князь Лев Серпейский две тысячи и князь Давид Иванович Шонуров тако же две тысячи, собранных в Козельске. А Елецкий князь, Федор Иванович, поставил две тысячи и пять сот.

Это доселева я читал все тех, что вышли с нами из Москвы да из Коломны. А еще по пути подошли к войску две тысячи звенигородцев с князем Александром Федоровичем, да по тысяче воев от Белева и от Лихвина со своими воеводами, да еще пронцев, коих не увел с собою князь Олег Иванович, пристало к нам тысячи с три.

И вот еще какое диво: не ведаю, отколь взялся и как сюда поспел, но только назад тому три дня пришел к нашему стану Пермский князек по имени Аликей и привел с собою восемь сот воев. По обличью и по речи не наши, но говорит тот князь, что во Христа верует и что русы ему друзья, а татары вороги, и потому хочет он пособить нам супротив Мамая. Ну я ему сказал, что всякой помощи мы рады и что Русь их службы не позабудет.

— Это добро, — промолвил Дмитрий. — Пусть привыкают к нам. Пермская земля прежде Великому Новгороду дань платила, ну а ныне она к Москве тянется. Бывали уже ко мне и послы, и подарки от пермяцких князей. Живут средь них и наши русские старцы-просветители. Всего лишь запрошлым годом выдал я охранную грамоту ростовскому иноку Стефану[344], ехавшему туда. Муж достойный и вельми ученый, — сам угодник Сергий тогда за него просил. Был слух, на почине чуть его не сожгли язычники, а потом сумел он с ними поладить, многих обратил в христианскую веру и ныне строит там церкви и учит народ. Может, и этот князь Аликей из его духовных сынов. После битвы, коли живы будем, я с ним еще потолкую. Ну это не к делу, — чти дальше!

— Так вот, княже, если сложить всех воев, коих привели нам эти князья, будет сто сорок и восемь тысяч. Да более шести десятков тысяч собрали мы сами, в наших московских землях, волостях и уделах. Вот, стало быть, и получается всей нашей силы двести и десять тысяч, как я тебе прежде сказал[345].

— Никогда еще Русская земля такого войска не видывала! — воскликнул Дмитрий Иванович.

— Истина, государь. Почитай, вся Русь под твои стяги встала, — промолвил Боброк.

— Ну не вся, — помрачнев, сказал Дмитрий. — Коли не говорить о Мамаевом прихвостне Олеге Рязанском, который скорее татарам пособит, нежели нам, — Новгород никого не дал, да и от Тверской земли и смех и грех, — всего пять тысяч с князем Холмским!

— А Кашинский князь?

— Ну этот более наш, нежели тверской.

— Был слух, в Великом Новгороде собрали нам в помощь войска тридцать тысяч и будто ведет их сюда сам посадник Иван Васильевич[346].

— Дорого яичко ко Христову дню… Наобещали с три короба, только завтра нам уже в битву идти, а где они, новгородцы-то? Знаю я их: на языке одно, а на уме другое. Небось новгородская господа так уж была бы рада, ежели бы Мамай сокрушил Москву!

— Это так. Им своя мошна всего дороже. А вот еще суздальцы и нижегородцы, видно, стыда не имут.

— Ну не скажи: и воев, и бояр суздальских да нижегородских у нас в войске немало, — промолвил Дмитрий, — только лишь князя нет ни единого. Отбрехались, что будут, мол, стоять ратью на своих рубежах, — вдруг-де орда повернет на их земли, как прежде случалось. Ну и пусть стоят, не надобны они нам… Чай, всем еще памятно, как воевали они на реке Пьяне!

— Истину молвил, Дмитрей Иванович! И без них управимся. Господь за нас, да и ратью мы вельми сильны.

— Сильны-то сильны, да ведь и Мамай не слаб. Эх, знать бы сейчас — какова его подлинная сила?

— Андрюшка Попов сказывал — тридцать пять темь, а Тютчев говорит, и тридцати не будет.

— Сказывают разное, а истинного счета орде, поди, и сам Мамай не знает. Но я так мыслю, что тысяч триста у него есть беспременно. Это вполовину больше, нежели у нас.

— Не в силе Бог, а в правде, Дмитрей Иванович, — сказал Бренко. — С нами молитвы угодника Сергия и помощь Святой Троицы. Да и люди наши за землю родную будут стоять крепко. Побьем мы татар, вот увидишь!

— Побьем, Миша, не можно нам не побить. Только тяжко будет, ох, тяжко! Что слез-то прольют на Руси матери и жены, оплакивая мертвых!

О, жаворонок, летьняя птица, красных дней утеха, возлети под синий небеса, обратись к стольному граду Москве, воспой славу князю великому Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондреевичю! То не буря ли занесла соколов в земли залесския, в поле половецкое.

«Задонщина»

Утром Дмитрий собрал старших воевод и князей и выехал с ними на расстилавшееся по эту сторону Дона обширное Куликово поле, чтобы еще раз осмотреть его и дать указания, как ставить полки.