Войска были построены покоем[335], по трем сторонам поля, и первым с краю стоял Белозерский полк. Конных тут было мало, но зато пеших многие тысячи, и народ всё здоровый, рослый. — «Под стать своим князьям, — с удовлетворением отметил про себя Дмитрий. — Высок и дороден Федор Романович, а князь Иван на полголовы перерос отца — истинный богатырь! Воины глядят смело и одеты неплохо. Доспехов, правда, почти не видать, но щиты хороши, мечей и копий много, у кого же нет, — у тех луки, топоры либо палицы. Эти будут биться! Эх, кабы все были такие, как белозерцы, татары бы и дорогу на Русь забыли!»

Вторым стоял полк тарусских и оболенских князей[336]. Он был вполовину меньше Белозерского, но зато весь сидел на конях, и тут многие воины были в кольчугах и в шлемах. Перед серединой полка, окруженный десятком князей и воевод, бородатый великан-витязь, сидя на вороном коне, держал голубой черниговский стяг с изображением архангела Михаила. «Эти князья, хотя и не столь богаты, а в грязь лицом не ударили, — медленно проезжая мимо, подумал Дмитрий. — Видать, ничего для войска не пожалели, да и сами вышли, почитай, все: и старики Ивановичи тут, и племянники их, и внуки… Господь знает только, все ли домой воротятся?»

Миновав еще Муромский полк, по численности не уступавший Тарусскому, но снаряженный похуже, Дмитрий Иванович придержал коня у следующего. Это были моложцы. Их было немного, тысячи с три, но все конны и хорошо вооружены. Впереди полка на поджаром золотисто-рыжем жеребце сидел ладный русобородый всадник, в сверкающих начищенной сталью доспехах и в посеребренном шлеме-ерихонке. Это был князь Федор Михайлович Моложский, сверстник Дмитрия, товарищ детских игр и неизменный участник всех его войн и походов.

— Вот и еще привел Господь встретиться, Федя, — ласково сказал Дмитрий, подъезжая к нему. — Ну, здравствуй на долгие годы! Обнял бы тебя, да на коне и в доспехах несподручно. Снова, значит, вместе в сечу пойдем?

— Куда ты, туда и я, княже! Доколе жив, послужу тебе и святой Руси.

— Славных ты молодцов привел. Я уж знаю: добро бьются твои моложцы!

— Не обессудь, что мало, Дмитрей Иванович: повыбили моих людишек-то в последних войнах.

— Кто тебя осудит! Чай, на моей службе костьми легли. Ну езжай за мною, поглядим других.

Вот стоят Ярославский, Ростовский, Углицкий, Стародубский полки… Вьются над ними алые, синие и желтые стяги, серебром и золотом светятся доспехи стоящих впереди князей и воевод. А воины, хотя и много их, снаряжены не богато. Конные еще туда-сюда, а больше пеших, и тут доспеха ни на ком не увидишь. Кто в тягиляе[337], а кто и просто в кожухе, и в войлочной шапке, с понашитыми сверху железными бляхами и пластинами. На ногах лапти… Щиты деревянные, у кого обитые кожей, а у кого и так. Да и плетенных из лозы немало. Но люди глядят весело и биться будут, — знают, что идут за святое дело и что с ними Бог. А доспехи и щиты что же? Где их напастись на эдакое войско!

А вот и мещеряки с князем своим Юрием Федоровичем. Ныне их с русскими почти и не различишь, а ведь дед родной этого князя, Беклемиш, еще был язычником! Только и остались у них от мещерской старины кожаные шапки да такие же латы, но это неплохо, — в битве они надежней тягиляев.

Объехав еще несколько полков, приведенных удельными князьями, Дмитрий Иванович, за которым следовало теперь не менее сотни военачальников, свернул вправо и поехал вдоль той стороны поля, где были выстроены войска, собранные в московских землях.

Здесь, под желтым стягом с изображением святого Георгия Победоносца, первым стоял Передовой полк, — все коренные москвичи, под началом воевод братьев Всеволожских — Дмитрия, Владимира и Ивана Александровичей. Этот полк, насчитывавший десять тысяч всадников, был гордостью Дмитрия. Лошади тут были на подбор, воины рослые, уже испытанные во многих битвах, почти все в кольчугах и в шишаках, с коваными круглыми щитами, при мечах и с длинными копьями, к которым под лезвием были приделаны железные крючья, чтобы стаскивать противника с седла.

«Эх, кабы все войско мое было таково, — думал Дмитрий, нарочито медленно проезжая мимо бородатых богатырей, провожавших его преданными глазами, — я бы тогда и татар, и литву, и немцев повоевал, ни единой пяди Русской земли под ними бы не оставил! Оно, правда, и так свое отберем, только долго будет и тяжко… Коли я не успею, сыны мои либо внуки сделают».

Далее стоял Коломенский полк, куда главным воеводою был поставлен государев свояк Микула Васильевич Вельяминов, а за ним Владимирский и Юрьевский полки под водительством боярина Ивана Окатьевича Валуева и племянника его Тимофея Васильевича. «И эти все хороши, — думал Дмитрий, пытливо оглядывая нескончаемые ряды воинов, тянувшиеся мимо. — На многих доспехи, лапотников почти не видать, и оружны как подобает. А вот костромичи похуже», — мысленно отметил он, подъезжая к следующему полку, перед которым сидел на коне воевода Иван Григорьевич Драница[338]. Рыжие усы его уже запорошила седина, он был в русских доспехах, но на боку его висел тот же самый клыч в малиновых ножнах, с которым он двенадцать лет тому назад приехал из Прусской земли поискать счастья в службе Московскому князю.

— Погоди, Миша, — придерживая коня, обратился великий князь к боярину Бренку, — тут же у нас воеводою был поставлен Иван Квашня. Куда он подевался?

— Занедужил Иван Родионович, княже. Цельную ночь брюхом маялся и ныне лежит кулём. А Драница у костромичей вторым.

— Стало быть, расквасился наш Квашня! Ну гляди, коли завтра ему не полегчает, пускай остается в Коломне. Драницу на его место главным, а в подручные ему братьев Нелидовых!

— Нелидов Иван с Серпуховским ушел, княже, а Юрия взял с собою посол твой, Тютчев.

— Ну, тогда Кожина и Белоусова к Дранице!

— Сделаю, как велишь, Дмитрей Иванович.

— И еще, чтобы не забыть: Валую в помощь добавь Федора Грунка и Михаилу Челядню. Велик Владимирский полк, туда надобно поболе воевод поставить.

— Не забуду, княже.

Миновав Дмитровский полк, с воеводою Михайлой Ивановичем Окинфиевым, великий князь подъехал к Переяславскому, стоявшему на московской стороне поля последним. Сюда воеводою был назначен Андрей Иванович, сын татарского царевича Серкиза, — ныне московского боярина, состарившегося на службе Руси и слабого ногами, а потому оставленного Дмитрием в Москве. К своему удивлению, князь увидел теперь старика царевича в полном боевом облачении сидящим на коне, рядом с сыном.