Впрочем, чаще дело ограничивалось мирным устранением неугодных командиров. В Архангельске 2 марта волнений в войсках не было, но с 19 марта началось списание с судов офицеров, подозреваемых в симпатиях к старому строю и к Германии. 4 марта из Владивостока вице-адмирал Шульц сообщал, что «присоединение флота и порта к новому строю прошло без всяких инцидентов», а 5 марта предписал нижним чинам выбирать представителей в Совет рабочих депутатов и Комитет по охране города. Здесь матросы также стали самочинно «увольнять» офицеров. Из Сарапула вольноопределяющийся сообщал, что у них был смещен батальонный командир штабс-капитан Гебель, «чистокровный деспот — немец». Но были и другие офицеры. Один из них заверил: «Пока в строю, я — офицер, а вне — ваш товарищ».

Армия, основывающаяся на прежних принципах субординации, уже не могла существовать — об этом заявляли все солдаты на общем собрании Петроградского Совета 1 марта. Приказ № 1 был в полном смысле вытребован у членов Исполнительного комитета солдатами, основывающихся, в свою очередь, на решении общего собрания Совета. Самый его текст был сформулирован Н.Д. Соколовым «без всяких голосований» по требованиям насевших на него солдат. H. H. Суханов утверждал, что приказ был «в полном смысле продуктом народного творчества, а ни в коем случае не злонамеренным измышлением отдельного лица или даже руководящей группы». Сам Соколов от авторства приказа отмежевывался.

В тексте Приказа, появившегося вечером 1 марта, говорилось о необходимости избрания «во всех ротах, батальонах, полках, батареях, эскадронах» особых солдатских комитетов; о командировании представителей в Совет рабочих депутатов; о подчинении политических выступлений в войсках столичному Совету; о неисполнении приказов военной комиссии Государственной Думы в случае, если они противоречат постановлениям Совета; о переходе всего вооружения в ведение солдатских комитетов; о соблюдении «строжайшей воинской дисциплины» в строю и необязательности отдания чести офицерам вне службы; об отмене прежней системы титулования офицеров и генералов (от благородия до высокопревосходительства) и заменой их общим «господин» (будь то прапорщик или генерал); воспрещение офицерам «тыкать» нижним чинам.

Приказ был быстро размножен в тысячах экземпляров. Он «возбудил в солдатах совершенно несбыточные надежды и вызвал вполне справедливое возмущение в офицерской среде». Большинство офицеров испытало от его появления шоковое состояние, несмотря на то что одновременно появилось обращение Совета к «революционным офицерам, смело выступившим на защиту народа». Приказ способствовал разъединению, а не сплочению товарищей по оружию. Не случайно иные солдаты на фронте просили обращаться к ним по-старому; некоторые офицеры не без оснований полагали, что «выканье» приведет к растущему взаимному отчуждению. Генерал Крымов написал страстное письмо военному министру Гучкову, требуя не допускать в армии политической агитации. Прочитав это послание П.Н. Врангелю, он разрыдался. Впрочем, уже в марте в самом Исполкоме Петроградского Совета стали говорить, что Приказ № 1 был «ошибкой».

Самонадеянная наивность социалистических лидеров была поразительной. М.И. Скобелев пребывал в уверенности, что даже Милюков одобрил появление Приказа№ 1.Сказывалась умозрительность интеллигентского мировосприятия. В.В. Розанов заметил, что приказ не оказал бы своего разрушительного воздействия, если бы предыдущие 3/4 века «к нему не подготовляла вся русская литература». Действительно интеллигенция давно смотрела на офицеров как на дурную опору негодного режима. А между тем 7-й пункт приказа об уравнении солдат в правах со всеми гражданами вне строя был воспроизведен в Декларации Временного правительства от 3 марта 1917 г.

Приказ № 1 лишь узаконил неизбежное: в Петроградском Совете солдаты продолжали настаивать на переизбрании офицеров. Началось спешное формирование солдатских комитетов. Появившийся 5 марта приказ № 2, разъясняющий недопустимость переизбрания офицеров, уже не спасал прежней субординации — по крайней мере в столице. Вместе с тем кое-где солдаты стали выбирать не только членов своих комитетов и делегатов в Совет, но и «хороших» командиров вместо «дурных». В Московском полку Петроградского гарнизона, где было убито 3 офицера из общего числа 75, солдаты оставили в полку только 7 бывших командиров. Но в целом по столичному гарнизону на своих местах осталось около половины офицеров. Солдаты, как видно, испытывали нужду в «своем» начальстве и с обычной для тех дней доверчивостью ждали, что его непременно дадут. Что касается власти за пределами своих подразделений, то она интересовала их главным образом в качестве гаранта учиненной ими внутренней «демократии». Солдаты были озабочены утверждением патриархальных отношений с непосредственным начальством, но никак не судьбой власти в целом.

Впрочем, фронтовиками Приказ № 1 был воспринят далеко не однозначно. 8 марта генерал А.Е. Снесарев сообщал, что в Киеве командир запасного батальона, которому было поручено доставить на фронт 8 тыс. новобранцев, не смог этого сделать: «все разошлись: часть по деревням, часть по Киеву». Но были и противоположные крайности: один солдат обиделся, когда полковник Швамберг в соответствии с Приказом № 1 обратился к нему на «Вы». Для этого солдата, не отрешившегося от патерналистских представлений, этот полковник становился чужим. Но были заметны и другие последствия Приказа: «сапер-солдат: руки в штаны, во рту папироса» — так он понял наступившую свободу. Снесарев даже написал Гучкову: «Армия не поймет новых идей, начнутся шатания, рознь…» Действительно, некоторые солдаты-гвардейцы жаловались политикам: «Вы просили нас свергнуть старую власть. Мы это сделали. Так дайте же нам новую власть и порядок. Разве без дисциплины может быть войско».

Временному правительству в любом случае пришлось бы признать Приказ № 1. Дело в том, что одним из принципиальных «Оснований» своей деятельности правительственный кабинет сделал «неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении». У новой власти, трепетавшей перед угрозой контрреволюции, не оказалось выбора. Гучков в связи с этим заявил, что теперь петроградский гарнизон «будет держать нас в плену». Так и случилось. Ни появление приказа № 114 (по военному ведомству), ни объявление Петроградским Советом «уточняющих» приказов № 2 и 3 не добавили ясности в представления солдат о новой гражданско-военной субординации. С другой стороны, «солдатская тема» позволяла Совету давить на Временное правительство. В результате Гучкову пришлось уволить до 60% высших офицеров, включая 8 генералов, командовавших фронтами и армиями, 35 из 68 командиров корпусов и 75 из 240 начальников дивизий.

Скоро обнаружилось, что число заболеваний среди солдат «неожиданно» увеличилось на 120%, среднее число зарегистрированных в месяц дезертиров возросло на 400%. Резко возросло число «самовольщиков».

«Русский солдат — величественен, красив и чуден, когда он держится в узде железной дисциплины… но, выпущенный из рук и занятый делами посторонними, он — ужасен», — писал А.Е. Снесарев. И все шло к тому, что «одна крупная неудача на фронте — и из Свободной России моментально получится Разнузданная Россия». В своих опасениях он был не одинок. Многие понимали, что низы искали своих «настоящих» лидеров, но интеллигенция не могла их дать.