всех? Меня и братьев?

— Кого прикажет ваше сиятельство, князь.

— Тогда пригласите всех, кто сбрасывал вас с горки. Согласны?

— Согласен! Пустите же, у меня закружится голова!

Княжичи поддержали его, вручили шапку, помогли отряхнуть платье от снега и успокоили дружескими шутками.

Княжна Мария не стала на этот раз спускаться с братьями на санках со снежной горы. Направилась еще дальше, вверх, где собачка Перла и два рыжих пса затеяли веселую возню на нетронутом снегу. Высота завораживала княжну. Зимний ветерок кружил голову вкрадчивым очарованием. Поглядев с вершины, как с Олимпа, на шалости братьев, как раз досаждавших Долгорукому, княжна смешалась с шумной толпой молодежи, подобрала юбки и села в санки, застеленные полосатым ковриком. Понеслась в певучем полете, заскользила вниз, словно в волшебной, сладостной, увлекательной сказке. И неслась без остановки, провожаемая веселым лаем катившихся за ней собак, желая, чтобы полет ее стал вечностью, чтобы сказочная зима никогда не кончалась, вместе со счастьем, которое она ей принесла.

Внизу княжна врезалась в сугроб. Тот осердился и вытолкнул ее обратно, опрокинув и обдав холодным вихрем. Незримые руки схватили ее за горло, прервав дыхание. Язык и нёбо прониклись мерзким, тошнотворным привкусом. В висках зазвенело, как при обмороке, тело охватила странная слабость. Княжна с тихим стоном съежилась в санках, уткнув лицо в колени. И тогда приключилось величайшее чудо жизни, которое иначе, чем дивным дивом, не назовешь, разве что сравнишь с весенней зарей. Мария почувствовала толчок под сердцем и поняла, что то — святая весть о себе от грядущего человека.

Расслабленными пальцами княжна схватила корочку льда и умерила ею огонь, охвативший щеки. Придя в себя, увидела подбежавшего на помощь Антиоха. И тут раздались крики:

— Императрица! Императрица!

Сани царицы несли восемь горячих коней в золотой сбруе с драгоценными камнями. Веселый звон серебряных колокольцев разносил по окрестностям свою бодрую песенку. Толпы зевак распахнулись на обе стороны. Попадали на колени, кланяясь земно, не дерзая взглянуть на светлый лик императорской супруги.

Перед княжной Марией сани остановились. Сидевший на козлах кучер яростно натянул вожжи, а несколько драгун из конвоя поспешно схватили коней под уздцы, сдерживая и сбивая в кучу. Императрица Екатерина Алексеевна была в шубе из драгоценных мехов. Сопровождавшие царицу придворные дамы, которым не дозволялось носить такие же роскошные наряды, во многом уступали ей в величии и блеске.

— Боже мой, княжна Мария Дмитриевна, вы упали? — ласково, но свысока спросила государыня.

Мария поднялась из снега. Склонила чело в знак покорности и смирения.

— Благодарю за заботу, ваше величество, — молвила она, опустив ресницы. — Молю благодетельницу мою и покровительницу не тревожиться: я всего лишь не выдержала бремени мимолетной иллюзии.

— Можно ли от иллюзии упасть в снег? — удивилась императрица.

— По божьему дару — можно, ваше величество, — отвечала княжна.

— Ай-ай-ай! — воскликнула императрица, шевельнув ресницами, — И многим ли он дается, сей редкостный дар?

— Весьма немногим, государыня, увы, — с той же притворной скромностью молвила княжна.

Екатерина улыбнулась, спокойно и милостиво, сначала — своим фрейлинам, потом — Марии.

— То, что произошло с вашим высочеством, весьма необычно. Желательно узнать, в каком именно виде предстает перед нами иллюзия.

— Истинно так, ваше величество, весьма странное происшествие. Спускаясь с горки по зеркалу льда, я была охвачена неожиданно тоской по нездешним, безграничным просторам, покрытым цветущими садами. И как устремилась к ним со всею страстью, так они передо мною и возникли. Это был, верно, край воображения, куда уводили меня в детстве волшебные сказки. Господен рай, каким он представляется совершенным в благочестии блаженным, населенный дивными птицами. Из-за цветов внезапно вышел прекрасный юноша, царевич над царевичами, король над королями, владыка очарования. У него были длинные золотые кудри, золотое платье, золотые башмаки. Глаза его, божественной ясности, мгновенно очаровали меня. Я обняла его и поцеловала. Но распрекрасный юноша так же внезапно обернулся сим окаменевшим сугробом...

— Дивный случай, воистину, — сказала императрица. — Приключение, о каком бы могла мечтать каждая женщина.

— Вы правы, государыня, — поклонилась княжна. — Однако такое волею судьбы выпадает лишь на долю благородных душ. Дерзну молить судьбу послать подобное и вашему величеству.

В учтивой речи княжны шипели ядовитые змеи, набрасывавшиеся на царицу, душившие ее. Ибо Екатерина была дочерью простого литовского мужика и не могла, конечно, вступить под сень садов, якобы увиденных дочерью прирожденного вельможи — княжной Марией. Екатерина проглотила оскорбление, словно раскаленную на угольях иглу. На лице ее царило все то же милостивое благодушие. С прежней приветливостью царица промолвила:

— С удовольствием попыталась бы, княжна. Жалко лишь, не захватила таких санок, как ваши...

Екатерина Алексеевна чуть шевельнула указательным пальцем, и кони помчали ее сани дальше.

4

Варвара Михайловна утвердилась в доме Кантемиров словно давний друг семьи. Слуги знали ее и повиновались ей. Двери каменного дворца князя всегда были перед ней открыты.

— Каждый ваш визит для меня — сущий праздник, — встретила ее на пороге Анастасия Ивановна. — В одиночестве я скучаю. От пустой болтовни московских дам можно сойти с ума. Ваша беседа отвлекает от суеты и обогащает разум.

— Вы не только красивая и умная женщина, — отвечала Варвара Михайловна, беря ее под руку. — Вы также — счастливая. Рада тому и молю неустанно господа быть по-прежнему щедрым к вам на свои дары. При чуткой натуре, княгиня, бог ниспослал мне доброе сердце. Если кому-то грустно — я тоже грущу; выпала кому-то радость — радостно и мне.

Будуар княгини Анастасии был украшен зелеными коврами, новыми гобеленами, живыми цветами, различными портретами и атласными драпировками: все располагало здесь к тихому отдыху и дружеской беседе. Любители редкостей находили на одном из столиков любопытные цветные гравюры, на полке в углу — громовник, часослав и коллекцию драгоценных книг на разных европейских языках; на полочках ярко-красного шкафчика сверкали сосуды с инкрустацией — из стекла, хрусталя, серебра и золота. Хозяйка дома — высокая, белокурая, миловидная, в речах и жестах — тонкая, привлекала очарованием молодости, образованностью и воспитанностью.

Анастасия Ивановна встала у окна. Варвара Михайловна опустилась на краешек дивана, обитого синим бархатом. С успокоением вздохнула:

— По правде говоря, я надеялась застать дома княжну Марию. Хотя