Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды, нуждаясь в заработке, я вспомнил о Чеховых, которые в то время работали в журналах — «Будильник», «Свет и тени», а также петербургских — «Стрекоза» и «Осколки». При свидании Антон Павлович с радостью взялся познакомить меня с редактором «Будильника» — Н. П. Кичеевым, через которого потом я и получил работу. Рекомендуя ту или иную работу по издательству, Антон Павлович непременно добавлял: безотлагательно, батенька, берите,— надо бичевать людские пороки!
Как-то раз я зашел к Чеховым и, приветствуя родителей Антона Павловича, услышал: — «Антоша работает...» — сказал как-то таинственно Павел Егорович.— «Антоша работает...» — добавила Евгения Яковлевна, причем сделала жест, показывая на дверь его комнаты.
Прохожу далее: — «Антоша работает...» — тихо сказала Мария Павловна. Иду в комнату Николая Павловича — «а, здорово, батенька!., а Антон работает...» — приглушенным баском подтвердил он.
Все опасались нарушить тишину, и чувствовалось большое уважение к творческим минутам писателя.
Как-то перед рождеством приходит ко мне Михаил Павлович Чехов и подает визитную карточку Антона Павловича. Читаю: — «Дорогой Захар Ефимович, непременно приходите в первый день праздника к 2 ч. дня,— брат Иван привез теленка,— будем, обжираться. Ваш Антоша Чехонте» (привожу текст по памяти,— карточка затерялась).
Конечно, я к назначенному часу явился и здесь познакомился с Иваном Павловичем Чеховым, народным, учителем г. Воскресенска 3. За обильным столом много смеялись остроумным шуткам Антона Павловича над теленком брата Ивана, который, кстати, оказался приготовленным очень вкусно. Конечно, выпили, и при общем веселом настроении Николай Павлович сыграл на фортепиано несколько вещей очень недурно и даже виртуозно... Был у Чеховых еще один член семьи — Александр Павлович Чехов, с ним я в первый раз встретился в редакции журнала «Волна», где он помещал свои произведения.
В то время «Татьянин день» (12 января) проводился студентами университета торжественно и пьяно... Антон Павлович предложил мне совместно провести этот вечер в «Эрмитаже», как требовала традиция того времени. Я согласился, и мы втроем — Антон Павлович, Николай Павлович и я — отправились. Я был в ресторане впервые, и, действительно, зрелище было потрясающее: поднимаясь по лестнице, я был ошеломлен страшным шумом множества голосов, выкриков, звоном разбивающейся посуды. Поднявшись наверх,— еще более поразился: что-то неописуемое творилось здесь,— сплошной хаос!.. Толпа сходилась и расходилась. Вон там в стороне кого-то качают... поют «Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus»[136] 4,— ее перебивали: — «Вот настанет черед и проснется народ,— разогнет он могучую спину и на бар и врагов в заповедных лесах приберет он покрепче дубину...». Кое-где на столах — ораторы, а под столами — упившиеся люди... Здесь целуются, пьют на брудершафт, а там укоряют друг друга в чем-то... И все это покрыто густыми волнами табачного дыма.
Андреева-Бурлака 5 прижали к стене, крича — «качать его!..» — Я уже накачался! — кричит, высвобождаясь, Бурлак. Несколько студентов обступили какого-то профессора и просят выпить с ними... Мы насилу нашли столик. Антон Павлович заказал себе обед, а мы с Николаем Павловичем — коньяку с закуской. К нам подходили знакомые и, выпивши по рюмке, отходили дальше, чтобы проделать то же в другом месте. Встретил я проф. Роберта Юрьевича Виппера 8 и познакомил его с Антоном Павловичем, потом выпили. Под конец я освоился и стал наблюдать за отдельными группами. Проходя зал, в конце я увидел поражающую сцену: между столами, на полу валялось несколько упившихся, около них, наклоняясь и как бы приводя их в сознание, копошились их товарищи: один нащупывал пульс, другой старался услышать биение сердца и, потеряв равновесие, ложился рядом,— и один произносил -«надгробное слово».
— Куда же отправят их? — спросил я подошедшего Антона Павловича.— «Пустяки,— тут все свои, администрация ресторана примет свои меры и к утру вих" протрезвят»,— ответил Антон Павлович. Оставляя зал, я заметил в стороне у стены горько плачущую фигуру, всхлипывая произносящую — «и никто-то меня — не — пони-мает... о... о... ох... все вы...». Дальше было неразборчиво... Мы ушли. Но вечер еще не кончился. Антон Павлович предложил продлить его в Татарском ресторане (Петровские линии). Надо же отдохнуть после такого шума!.. Не помню, как это случилось, но мы оказались в приятной компании с тремя хорошо знакомыми дамами (без кавычек). Взяли отдельный кабинет, дамы потребовали вина и закусок, говоря, что они сегодня угощают нас по случаю того же праздника, одна из дам была курсисткой-медичкой. Ну, конечно, пили, пели, требовали тапера, но такового свободного не оказалось, и Николай Павлович наигрывал на пианино, импровизируя довольно удачно. Было шумно, весело, рассказывали и читали стихи. В это время Антон Павлович под шумок в сторонке напевал «русскую дубинушку», «На Кузнецком девки модны, по три дня сидят голодны...» и. т. п. Но всему бывает конец, какд нашему веселью. Рассчитываясь с «человеком», Антон Павлович прихватил с собой бутылку коньяку для опохмеления, доказывая право за уплоченный товар. Конечно, никто не возражал. По выходе из ресторана сели на извозчиков, и я заметил обгоняющую нас фигуру, показывающую вид пьющего из горлышка бутылки... Это подшучивал над нами Антон Павлович, проезжая мимо...
Но праздник кончился, наступили длинные будни, в которые Антон Павлович работал не покладая рук. Обращаясь ко мне, Антон Павлович говорил: «Дайте мне тему, и я напишу рассказ», я указывал на обилие сюжетов в его записной книжке, но он просил: «Что-нибудь интересное!..» и потом: «очень жалею, что не владею иностранными языками,— по крайней мере я увеличил бы свой заработок не менее 100 рублей в месяц...» Я предложил ему работу в журнале «Радуга», издание Метцль 7.— ■«Узнайте оплату строки»,— просил Антон Павлович. На следующий день я говорил с Мансфельдом — редактором «Радуги» 8. К огорчению нашему, редактор согласен был только на 5 коп. за строку, и Антон Павлович, конечно, отверг предложение 9.
Второе предложение,— написать что-либо для журнала «Волна»10,— Антон Павлович ответил: «О нет, батенька, я уже проучен: там со мной расплатились фальшивым купоном!»
Проходя по Сретенке, я счел своим долгом навестить Чеховых. На
двери квартиры уже красовалась дощечка, на которой было: «Доктор А. П. Чехов». Я, конечно, поздравил Антона Павловича п спросил: «Почему — „доктор"?»
—А как же иначе,— ведь тогда мои пациенты не поймут названия «врач» и не пойдут ко мне,— смеясь сказал Антон Павлович.