Левицким, Камышанским. Среди гимназистов ходило про меня следующее стихотворение-

Передо мной проносится игриво Оркестр и шумный сад, С своею чудною косою Маруся с шляпкою в руках. И всяк воркует ей — Маруся, Я вас боюсь, я вас страшуся

С братом часто Антоша отправлялись на прогулки в Дубки или Каран­тин, а также и в городской театр на галерку.

У Дросси жил гимназист Исаак Борисович Срулев (еврей). Антоша дружил с ним и любил его. Вместе давали урок у шлагбаума, получая три рубля в месяц. Впоследствии Срулев уехал в Харьков в универси­тет, где и умер еще студентом (он был болезненный мальчик).

У брата была литературная жилка; он, например, сочинял эпиграммы.

Братья Чехова у нас не бывали.

Чехов отца не любил. Никогда не называл его папой, всегда — отец. Однажды я пошла вместе с Антошей в лавку Павла Егоровича. У него- были тетради по 5 и 3 копейки. Я заплатила 3 копейки, а взяла тетрадь за 5 копеек. Павел Егорович с бранью догнал меня на улице и отобрал тетрадку.

У нас в женской и мужской гимназии были общие учителя: Цабель (немецкий язык), Покровский. Голос у Покровского был дивный, служба его в церкви превращалась в оперный спектакль. Он любил насмешли­вые прозвища — брата называл Дросос4.

В доме Стейгер до сих пор сохранилось многое от обстановки тех вре­мен. Канделябры, позолоченные настольные часы под стеклянным колпа­ком. Антоша любил очень заводить эти часы и слушать их мягкий бой. Иногда он щелкал по колокольчику...

Павел Егорович Чехов у нас в доме не бывал. Но Митрофан Егорович посещал. На нас, детей, он — с его поклонами, крестами, бородой, исто­востью и фразой «если бог благословит» — производил впечатление чего- то не вполне обычного, почти «изуверского» [134].

У меня были письма Чехова и его записочки,— все это потерялось...5.

Спустя много лет Чехов встретился с Андреем Дросси на какой-то железнодорожной станции. Выпили и вспомнили детские годы. А моя последняя встреча с Чеховым произошла так6: я ехала с мужем в коляске. Видим, какой-то человек стоит на берегу и смотрит на море. По­том, обернувшись к нам, погрозил мне пальцем. В первый момент мы подумали, что это сумасшедший. Чехов сделал этот жест, вспомнив, как мой отец когда-то имел привычку грозить мне пальцем. Я познакомила Чехова с моим мужем Стейгером7.

ПРИМЕЧАНИЯ

В пятом классе Чехов остался на второй год, следовательно, Андрей Дросси должен был стать одноклассником Чехова.

«Белое покрывало» — стих. Морица Гартмана (1821—1872). Существуют два его перевода, А. Н. Апухтина и М. JI. Михайлова.

«Дочь второго полка» — переделка комической оперы Доницетти «Дочь полка».

Как известно, именно законоучитель Ф. П. Покровский и дал Чехову прозвище Чехонте, ставшее его знаменитым псевдонимом.

М. Д. Стейгер была замужем первым браком за товарищем Чехова по гимназии В. А. Сиротиным (племянником поэта Н. Ф. Щербины), впоследствии военным. В JIB сохранилось семнадцать писем Сиротина и одно письмо А. Д. Дросси к Чехову; ни одно письмо Чехова к этим корреспондентам, а также к М. Д. Стейгер, до нас не до­шло.

8 Вероятно эта встреча состоялась в 1899 г., когда Чехов приезжал в Таганрог.

7 В распоряжении редакции «Литературного наследства» был еще один вариант воспоминаний М. Д. Дросси-Стейгер, записанный М. Т. Колодочко. В этой записи имеется еще одна любопытная деталь: «А. П. рисовал много карикатур, писал надписи к ним, часто в форме четверостиший. Его карикатуры были очень метки, так что каж­дый сразу узнавал себя в них».

3. Е. ПИЧУГИН. ИЗ МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ. А.П.ЧЕХОВ

Публикация П. С. Попова

Захар Ефимович Пичугин (1862—1942) — художник. В 1878 г. поступил в Учи­лище живописи, ваяния и зодчества, которое окончил с званием классного художника в 1883 г. Выполнял художественные работы для литографий. Был сотрудником журна­лов: «Волна», «Москва», «Радуга», «Будильник», «Развлечение», «Сатирический листок»,. «Артист», «Россия», «Искры», «Вокруг света», «Солнце России» и др. Писал декора­ции совместно с Коровиным, Левитаном и Симовым для частной оперы (Мамонтова), а Также у Лентовского в Эрмитаже. На Всемирной Парижской выставке 1900 г. по­лучил медаль.

Воспоминания художника Пичугина, относящиеся к самому началу 1880-х го­дов, рисуют непринужденную обстановку жизни Чехова после переселения в Москву. Но п для того периода показательны внимание и уважение, которые оказывали до­машние Чехова труду молодого автора. Чехов не чуждался веселого времяпрепровож­дения, характерно в этом отношении бурное празднование Татьянина дня; при всем том он своей вдумчивостью составлял контраст шумливому Николаю,—эти черты мет­ко зафиксированы мемуаристом.

Публикуемые воспоминания Пичугина написаны в 1928 г. Рукопись хранится в ЦГАЛИ, ф. 549, on. 1, ед. хр. 346.

Не запомню месяца, но отлично знаю, что было это в 1882—83 гг. Про­живал я с товарищем художником Т. в одной из квартир углового дома по Волхонке, против «Пересыльного замка» (теперь на этом месте — Музей изобразительных искусств). Забота о средствах существования часто отвлекала нас от науки и чистого искусства,— приходилось «халтурить». (Тогда мы были еще учениками Училища живописи, ваяния и зодчества.)

Мой товарищ в тот день работал над портретом Александра III, в то время это был ходовой товар,— только давай!.. Я тоже был чем-то занят. Стук в дверь, шум, голоса, и старуха прислуга докладывает:— «Вас спра­шивают!..» — А, здорово! — Насилу вас нашли,— шумно приветствовал нас Николай Павлович Чехов[135]

— А вот брат мой Антон! — Знакомимся.

С первого же знакомства Антон Павлович произвел на меня неотра­зимое впечатление. Он очень интересовался нашим бытом и работой и довольно остроумно и удачно делал замечания к портрету и прочим нашим работам, расположенным на стенах и мольбертах. Тогда он был еще студен­том, кончавшим университет2. Николай и Антон — два противоположных характера: первый часто нервный и восторженный, иногда шумливый, тогда как второй отличался спокойным, вдумчивым и уверенным в своих силах взглядом на окружающее. Достаточно было нескольких минут бе­седы с ним, и я уже был навсегда очарован и увлечен им.

Спустя несколько времени я был у Чеховых. Жили они тогда на Сре­тенке, в Головиной переулке, дом Елецкого, на 2-м этаже. Антон Павло­вич познакомил меня с семейством: отцом Павлом Егоровичем, матерью Евгенией Яковлевной, сестрой Марией Павловной и, наконец, с младшим братом Михаилом Павловичем, тогда еще гимназистом. Замечательное се­мейство! Попадая в него, вы становились тотчас же «своими». Непринуж­денность н радушие были свойством каждого из них. Подводя меня к отцу, Антон Павлович спросил — «не правда ли, мой батя похож на римского сенатора?» В