– А как расценили у вас его уход? – жадно спросилПанарин.

– Как и следовало оценить, уходит старшее поколение,чьи научные школы, теории, методы не смогли решить проблему. Это где-то дажеестественно – как обновление клеток тела. Хуже, что молодая смена, сиречь мы,признаться, не чувствует себя способной перенять у них штурвал… Вот это гораздохуже.

– У меня была идея, – сказал Панарин. –Вызвать Стаха Снерга – помнишь его?

– Контрпропаганда? Дело хорошее, если повернуть внужном направлении. Не доказывать с пеной у рта, что все экспериментальныепроекты забирают все же меньше энергии, чем все заводы по производствупредметов десятой необходимости, без которых вполне можно обойтись. Неапеллировать к эмоциям, тревожа тени Колумба и Синдбада-морехода. Нужнодоказывать человечеству, что оно, хотело оно того или нет, стало галактическимсоциумом, перешло на новый виток спирали – и обязано это принять и понять. Вотчто нужно делать, а не торговаться из-за мегаватт…

– У тех, кто начинал тридцать лет назад осваиватьОйкумену, был могучий стимул, – сказал Панарин. – Контакт. Никакиеэнергетические трудности не принимались во внимание – люди ждали, что вот-вотвстретят обитаемую планету или инопланетный звездолет. Потом поняли, чтоОйкумена стерильна, как автоклав, что за пределы ее нам не вырваться, да и кнам никто не прилетает. И снова потащили из архивов пыльные теории обуникальности земного разума…

– Ну, а если они ждут, пока мы начнем проявлять себякак галактическая раса?

– А как проявлять? – спросил Панарин. – Мы,между прочим, тридцать лет проявляем себя, пусть пока в сфере радиусом в десятьпарсеков. Что им еще нужно – ждут, когда мы заставим Толимак мигать в ритме«Галактического вальса»? Не надо нам с тобой напоминать друг другу дискуссиидесятилетней давности. Нам обоим хочется выговориться, но от разговоров легчене станет.

– Тогда пойдем купаться. И нашего прелестного врагапригласим.

– Она ушла на «Соколе», – сказал Панарин.

– Ну, пусть ее, позабавится девочка, значок заработает…Знаешь, а у меня сегодня были попы с «Апостола».

– Слушай, что им тут делать?

– Ведут научную работу, – сказал Муромцев. –Да нет, я не шучу, настоящая научная работа, что-то связанное с планетологией,не иначе хотят доказать, болезные, что Эвридика создана из божественного ребра,но, между прочим, за главного у них прелюбопытнейший тип. Архиепископ он тамили кто, не знаю, в титулах не разбираюсь, но математик он крепкий. Встречалисьуже – год назад он был наблюдателем на нашем конгрессе в Ставрополе, только ятогда не знал, кто он, он был в штатском. Наведаемся в гости?

– Да ну их, – сказал Панарин. – Не понимаю я,признаться, как эти динозавры вообще дотянули до нашего времени.

– Потому что громадный опыт борьбы за существование.Пускай себе возятся, с ними интереснее жить…

– Знаешь, – сказал Панарин. – Я вчера в«Приюте» познакомился с забавной девочкой. Астроархеолог. Уверяет, что вСинегорье нашли могильник или что-то в этом роде.

– Разыграла тебя забавная девочка, как младенца.Никакой она не астроархеолог. Могильник… Здесь… Скорее, на Луне изловятбегемота в кратере Арзахель.

– А вдруг?

– Ну, вдруг… – сказал Муромцев. – А ты что-тоударными темпами начал знакомиться с милыми девочками – вчера астроархеолог,сегодня очаровательная Марина…

– Стечение обстоятельств. Сама заявилась поутру.

– Она очень даже ничего, – сказал Муромцев. –Только, на мой взгляд, чересчур уж торопится покорять и властвовать. Я от такихбегаю. – Он внимательно посмотрел на Панарина. – И тебе советую. Колиона, такая вот Цирцея, глуповата – тому, кто наблюдает со стороны, как тытеряешь голову, досадно за тебя, а если она умна – обидно вдвойне…

– Да ладно тебе.

– Ну, как знаешь, я тебя предупредил. Пока, пойдуповаляюсь на пляже, может, что и придет в голову под шелест струй…

У двери он оглянулся, хмыкнул, подмигнул, достал световойкарандаш, и в воздухе повисли зеленые буквы «Тим + Марина =…». Панаринприцелился в него толстенной папкой. Муромцев погасил буквы, ухмыльнулся изахлопнул за собой дверь.

В «Приюте гиперборейцев» Панарин появился около десятивечера. Там, как обычно к этому времени, было не протолкнуться. В игровых залахмерзко ревели электронные чудовища, которых нужно было уничтожать из бластера,лязгали доспехи автомата «Рыцарский турнир». Острых ощущений хватало – можнобыло попытаться проскочить с бешеной скоростью на элкаре по узенькому мостикучерез пропасть, посадить на планету поврежденный, плохо слушающийся пилотакорабль, увернуться на эсминце от торпед, промчаться на мобиле по лабиринтуканьонов, и так далее, и тому подобное. Степень достоверности происходящегобыла весьма высокой. Большинство аттракционов, рассчитанных на реакцию обычногонетренированного человека, были для пилотов практически беспроигрышной и оттогоскучной забавой, и для них был оборудован особый зал, где приходилось ипопотеть.

Играла музыка, под потолком плавали затейливые разноцветныетуманы, в зале танцевали. Панарин любил здесь бывать – в этом радужном веселомвихре он намертво отрешался от забот и тревог, не существовало ни будущего, нипрошлого.

Рамирес играл миксерами, как черт грешными душами, в тысячныйраз повествуя какому-то новичку историю своего расставания с заполнившими порти прилегающие улицы гаванцами. Панарин пробился к стойке, взял бокал с чем-томерцающим, искрящимся, стал разглядывать зал.

Марина танцевала с Малышевым, ко-пилотом «Сокола» – металсянад загорелыми коленями подол легкого зеленого платья, метались легкие волосы,она улыбалась Малышеву так, словно кроме них никого здесь больше не было,Малышев улыбался в ответ смущенно и гордо. Панарин пожал плечами, повернулся кстойке и взял новый бокал.

– А о тебе тут справлялись, командор, – сказалРамирес.

– Кто?

– Вон та блондинка в зеленом. Не грусти, кабальеро, всеобразуется. Одолжить тебе наваху?

– Откуда она у тебя, хомбре…

– Метеорная опасность со штирборта, командор, –сказал Рамирес, и тут же Панарина тронули за локоть.

– Молодец, что пришел, – сказала Марина. –Что же ты меня не поздравляешь? Вот. – Она коснулась круглого значка сцифрой «один», полагавшегося ей за участие в рабочем полете.

– Поздравляю, – сказал Панарин.

– Ты нарочно отправил меня в такой скучный полет?

– Зато настоящий.

– Интриган. Пойдем танцевать? Нет-нет, туда, гдечто-нибудь медленное, надоели эти ужимки и прыжки. Да и ты сможешь меня обнять.Коробит?