Инга на пару секунд прикрыла глаза, словно стараясь взять себя в руки. Это помогло: ее голос теперь звучал намного спокойнее.

— Как именно это было сделано?

— Думаю, в два этапа. Точно я сказать не могу, с этим еще будут разбираться наши техники. Но могу высказать свое предположение.

— Прошу.

Дмитрий не знал, как похитили Соню Селиванову, да и угадать не брался. В любом случае она оказалась в руках преступника — того же, кто похищал ее раньше, или кого-то совершенно иного. Дмитрий делал ставку на второй вариант, ведь в первом просто не было смысла. Зачем кому-то похищать ее, потом выпускать, позволяя связаться с полицией, и снова похищать? Нет, до нее добрался кто-то еще.

И этот кто-то изнасиловал ее, сомневаться не приходилось. Тогда она была в сознании, и все следы борьбы, которые нашел Дмитрий, были связаны исключительно с этим. То есть, когда ее похищали, она почему-то не пыталась сопротивляться. Но когда ее изнасиловали, она уже не могла оставаться спокойной.

Увы, сопротивление ей не помогло. Тот, кто это сделал, был сильнее — настолько, что он даже не связывал ее.

— Биологический материал остался? — холодно спросила Инга.

— Нет, он позаботился о том, чтобы не осталось ничего. Но это сделал один человек.

Когда он получил свое, Соню снова усыпили, на этот раз навсегда. Дмитрию сложно было объяснить, как именно был проведен весь процесс. Но, похоже, сначала тело погрузили в жидкий пластик, убрали лишнее, превращая ее в некое подобие манекена — впрочем, довольно примитивного.

А потом в игру вступил 3D-принтер. На рынке не было моделей, способных на такое, и все же обычный большой принтер было не так сложно изменить для такого результата. Именно 3D-принтер создал вокруг тела Сони идеальную копию статуи, которая стояла в торговом центре много лет. Правда, та статуя была керамической, а принтер мог использовать только пластик. Но сверху статую покрыли глазурью, призванной скрыть подмену.

Что ж, на этот раз Гудини превзошел сам себя. Ему хватило суток, чтобы похитить Соню, изнасиловать, убить ее, заточить в статую и установить эту статую в центре холла, по которому каждый день проходят сотни людей! Дмитрий не представлял, как это было сделано — и зачем? Соня не была важной свидетельницей, чьей-то конкуренткой и даже наследницей своего мужа. Не было причин убивать ее, да еще и так жестоко.

Они получили доказательство того, что за этим стоит не простой наемный убийца.

— Был ли шанс, что Селиванова осталась жива внутри той статуи? — спросила Инга.

Это был вопрос с таким подвохом, что даже сомневаться в нем не приходилось. Дмитрий посмотрел на нее с нескрываемым удивлением, однако следовательница невозмутимо выдержала этот взгляд.

— Нет, конечно!

— Значит, Анна Солари не могла ее убить этой своей выходкой?

Вот и подвох.

— Исключено. Это скажу вам не только я, но и любой другой эксперт, перепроверьте, если хотите.

Дмитрий по-прежнему не любил Анну Солари, он прекрасно знал все ее недостатки. Но даже он был вынужден признать, что тут она поступила правильно — не было другого пути, более цивилизованного, что ли. Да, она повредила тело. А как иначе? Никто не стал бы ее слушать, просвечивать статую на рентгене или даже проверять ее состав. Если бы Анна сделала это сама, но позже, без полиции, улики потеряли бы свой вес.

Поэтому она привлекла их внимание единственным способом, который тогда мог сработать. Это, между прочим, по-своему спасло Ингу: иначе она могла даже лишиться работы, если бы хозяева торгового центра оказались достаточно настойчивыми и мстительными.

Теперь же им предстояло давать объяснения, которых у них не было. Вот что было истинной целью Инги, вот что должно было занимать ее сейчас, а вовсе не Анна Солари!

Жаль только, что эта упрямая ослица отказывалась видеть очевидные вещи.

— Перепроверю, уж будьте уверены.

— У вас что, так много времени на это? — поразился Дмитрий.

— На справедливость всегда найдется время.

— Вы себя слышите вообще? Вы ведь не голливудский коп!

— Попрошу без оскорблений, — поморщилась Инга. — Скажите спасибо, что я не напоминаю о вашей собственной оплошности.

— Скажу, как только вы напомните мне, что это за оплошность.

— Вы привели на место обыска двух посторонних!

— У меня было на это разрешение.

— Которое еще нужно двадцать раз проверить!

— Проверяйте и это, — кивнул Дмитрий. — Все, что угодно! Я вот только одного не пойму: зачем вам это? Чего вы добиваетесь?

— Я хочу, чтобы и вы, и вам подобные не думали, что вы выше других, правила для всех одни!

Для него, всю жизнь строго следившего за соблюдением правил, это было не просто глупостью — это было оскорблением. Дмитрию становилось все сложнее сдерживаться, хотелось высказать ей все, что он о ней думает, и тут он вспомнил совет Анны.

— Да неужели? А разве вы сами безгрешны? Разве то, что сделали вы, дает вам право судить других?

Это был выстрел вслепую, но результат превзошел все ожидания Дмитрия. Инга, до этого бледная, побагровела, сделала шаг назад. Она открыла рот, чтобы ответить, но так и не произнесла ни слова. Повисла пауза, неловкая, напряженная, и следовательница не выдержала первой. Она развернулась на каблуках и направилась прочь из зала.

Дмитрий не брался сказать, что это было и чего он добился. Но теперь, вероятнее всего, жалоб начальству с ее стороны можно не ожидать.

* * *

День выдался непривычно теплым для ноября, и они проводили его в саду возле ее дома, рядом с разожженным на специальной кованой подставке костром. Вокруг них мирно шумел лес, воздух был по-осеннему чистым и свежим; казалось, это просто дружеская встреча или даже свидание. Вот только тема, о которой они были вынуждены говорить, все портила.

— Это ведь маньяк, да? — спросил Леон.

— Несомненно, — кивнула Анна. — Если маньяком ты называешь человека, который получает удовольствие от чужой смерти.

На своей территории она не видела смысла перевоплощаться в кого-то другого. Она встретила его в обычных джинсах и теплом свободном свитере. Тоник постепенно вымывался из ее волос, и, возможно, скоро у Леона появился бы шанс увидеть их истинный цвет. Анна выглядела задумчивой и печальной, но никак не напуганной.

В этот день в ней было что-то непривычно уютное, домашнее, то, что ему хотелось бы видеть рядом с собой всегда. Но Леон, конечно же, не сказал об этом ни слова.

— А ловко он замаскировался! И не подкопаешься…

— Замаскировался? — переспросила Анна. — В смысле?

— Ну, он выставил эти убийства как заказные…