сверху, то и урожай ожидай высокий. Да оно сами видите отколь у этом году высокий-то урожай ждать, когда засуха, дождя нет и нет, а под налив его надо бы. По небу ходют пустые с обсосанными краями облака, от таких облаков дождя не жди, вот обильного-то урожая и не будет, — с чувством знатока высказал своё мнение об урожаях Федотов.

— По неволе в колхоз пойдёшь, — улыбаясь вставил своё слово Трынков.

— Нет! Все равно погожу торопиться! — хохотнул Федотов.

Тронулись в путь. Впереди всех поехал Трынков на полувозке сена, квасной бочкой распласталась Прасковья, впереди с вожжами в руках восседает Иван, за Трыновыми следом движется Федотов воз, на котором сидит Санька, Иван-же из жалости лошади, идёт сбоку воза. Обоз замыкает полувозок Савельев, отец правит лошадью сидя впереди, а Ванька расположившись на гнету, сидит сзади. Не нравится Ваньке здешний сенокос, лес здесь хвойный, какой-то угрюмо-печальный, а бестолковые круговые полёты конюков, с их унылыми выкриками, наводили на Ваньку тоску. Наконец, выехали из лесу. Трынков воз опустился в русло реки Сережи и в самом водотёке лошадь заупрямилась, встала и ни с места.

— Это наверно из-за тебя Прасковья, ведь ты вон какая квашня, в тебе весу пудов восемь будет, вот лошадь-то и не берёт! Слезь и выедем! — с присущей ему простотой предложил Иван жене.

— Слезь сам! А меня не тревожь, — закатываясь в смехе возразила Прасковья.

— Так-то мы с тобой до вечера отсюда не выедем! А вон сзади нас люди-то ждут, и вон доложак собирается! — урезонивал жену Иван.

— Хоть до ночи приедем, а не слезу, в воду-то? — упорствовала Прасковья. — Слезай сам, да возьми лошадь-то под уздцы, она и вывезет!

Пришлось Ивану самому слезать с воза и по колено в воде хлопотать около лошади. Перво-наперво он отвязав повод, дал возможность ей попить, она с жадностью припала к воде, а когда она напилась и Иван взяв под уздцы прикрикнул:

— Но-о милая, вывози! — лошадь дружно натянула гужи и воз выволокла на берег.

— Ну что, я баила, что не из-за меня! — подтрунивая над Иваном, с возу оскалилась в смехе Прасковья. — Да видно, голова лошадь-то попить захотела, вот и встала, — оправдываясь спокойно проговорил Иван.

Выехав из Серёжи, мужики заметили, как над селом Мотовиловым, распласталась синяя дождливая туча. Угрожающе и трескуче, колыша землю, гулко раздавались раскаты грома. Издали было видно, как в селе хлещет дождь. В село въехали, когда уже дружный ливень совсем перестал. Не успели подъехать к воротам, а Сергунька Федотов встречая отца с Санькой докладывал:

— Тятьк, а у нас во время дождя лукавый в трубу от грома прятаться залез, метнулся, а божья-то стрела тут его и настигла, вон гляди трубу-то немножко поразрушило, и сажу по всей избе понасыпало, зато стрелой лукавого поразило! — отец с тревогой посмотрел вверх на полуразрушенную трубу.

— Дело бают, что Господь, преследуя лукового говорит: «не пощажу раба, а тебя уничтожу!» с чувством набожности проговорил Иван.

— Сергуньк, распряги-ка лошадь, а то я что-то сегодня изустал, и еле доплёлся.

— Я тять, не умею, вон Санька.

— Ах, ты неслух, бездельник. Ешметвою мать! — отругал Серёгу отец.

На обложке использована фотоматериал Шмелевой Александры Александровны