– Думаешь?

– Уверена.

– Я очень люблю свою дочь.

– Я знаю.

– Я буду бороться.

– Я знаю.

– Я хочу, чтобы она была счастливой.

– Я знаю. Она будет. Она есть.

– Что есть?

– Она уже счастливая. Ей повезло родиться у такой матери, как ты. И ты тоже счастливая.

– Я пока не поняла, что это счастье. Часто плачу.

– Жизнь похожа на твой кофе. Она разная. В ней, как в кофе, смешано черное и белое, горькое и сладкое.

– Весь мой кофе сейчас соленый. С привкусом слез.

– Ты сама говорила, соль подчеркивает вкус. Вкус жизни.

– Раньше говорила. А теперь проживаю.

– Ты справишься, ты сильная. И не прячься от людей. Среди них найдутся те, кто сможет помочь вам с дочкой.

– Те, кто любит кофе?

– Те, кто любит кофе.

…Мы обе за время этого диалога не произнесли ни слова. За нас говорил кофе. Языком кофейных зерен, выходит, можно так много сказать…

Мы допили кофе одновременно. Забирая у Лили стакан, я наконец поймала ее взгляд.

– Вкусный, спасибо, – хрипло сказала Лиля не своим голосом.

Я кивнула.

– Я завтра часов в десять гулять буду… Здесь.

Я назначала Лиле свидание. Она стушевалась:

– Не знаю… У нас нет графика… По-разному… Ночью спит плохо…

– Я буду ждать вас, Лиль, – твердо сказала я. – Я и твой кофе.

Твой кофе, через который я хочу тебе сказать, что ты не одна. Я хочу тебе помочь. Не прячься от жизни в свой капюшон. Борись. За свою девочку, за свое счастье, за жизнь, которая полна не только диагнозов и преодолений.

Заполни каждое утро бодрящим кофейным ароматом, разгоняющим тягость сомнений и заряжающим силами для борьбы. Это аромат жизни, символ несломленной женщины и полного нежности и страсти, целеустремленного материнства…

Лиля снимает капюшон, поднимает на меня ясные, полные решимости глаза и твердо говорит:

– Ну, тогда до завтра!

Однажды мой сын писал мне записку. Он провинился, был наказан и написал: «Я на все готов, лижбы ты простила».

Я рассмеялась. Простила еще до того, как он написал, но это неважно. Важно, что нет слова «лижбы». Есть другое – «лишь бы».

Я понимаю, что если прямо сейчас скажу ему об этом, то у него в одно ухо влетит, а из другого вылетит. А у меня какая задача? Ткнуть ребенка в ошибку или на-у-чить?

Впихнуть информацию, которая ему не нужна? Или донести, объяснить, причем так, чтобы когда в следующий раз встретится это слово, он уже знал и помнил, как оно пишется?

Дети хорошо «слышат» через игру.

– Дань, если в течение минуты найдешь ошибку в своем письме, поедем в веревочный парк. Время пошло!

Сын бросился к словарю… И нашел! Был очень счастлив. Всем потом рассказывал, и папе, и дедушке, как он написал «лижбы», а надо «лишь бы».

Однажды мы поехали на выходные в санаторий. Приехали, заселились, пошли на обед. Сидим едим. Муж вытащил из салата лист рукколы и говорит сыну:

– Если ты за одну минуту узнаешь, как называется эта трава, я подарю тебе двадцать минут игры на планшете.

– А как я узнаю?

Муж пожал плечами.

– А спрашивать можно?

Муж молчит.

– А где мне взять такую траву? Откуда я знаю, где ты ее взял? Я же не могу во все салаты заглядывать…

Муж демонстративно ест салат с рукколой и брынзой. Молча. Наконец сын встает из-за стола, идет к шведскому столу, находит салат, который ест папа, вытаскивает оттуда нужную траву, бежит к администратору, возвращается и кричит:

– Руккола! Руккола!

– Здорово, – говорит муж. – Только минута давно закончилась. И бóльшую ее часть ты потратил на то, что выяснял условия задачи. Ты не решал, ты не действовал, ты просто сидел на месте. И доказывал нам, что задачу эту никак не решить.

У сына глаза на мокром месте.

– Ну вот слезами точно горю не поможешь, – говорю я. – Ты все равно в плюсе. У тебя же ничего не отобрали, просто дали шанс приобрести. Ну, не смог, значит, в следующий раз сможешь…

Сын вяло ковыряет вилкой в тарелке.

– Ладно, даю еще один шанс, – говорит муж. Он ест солянку, вылавливает каперс и протягивает сыну. – У тебя одна минутка узнать, что это!

– Блин, я же снял кроссовки, предупреждать надо.

Муж молчит. Сын начинает обуваться.

– А как я должен найти какую-то маленькую штучку в огромном чане с супом?

Муж молчит.

– Прям налить половником? Он же горячий.

Муж молчит.

– Можно кого-то попросить? Повара вон того, да?

Муж молчит.

– А можно вообще не ходить никуда, можно я просто у мамы попрошу телефон и через инет поищу?

Муж молчит.

– Мам, дай телефон…

– Минута закончилась, сын, – говорит муж.

Сын опять хнычет.

– Дань, вот смотри, был второй шанс, – подключаюсь я. – После первого у тебя был опыт, что тратить время на вопросы неэффективно. Совсем. Что проще действовать. Искать ответы: у людей, через интернет. В кроссовках или босиком. Тут ковры везде, зачем вообще было тратить время на обувание? Сестра вон гоняет босиком. В этот раз ты всю минуту потратил на сидение на одном месте. Это как сидеть перед пятью закрытыми дверями, зная, что одна из них открыта, и думать: может, эта? Или та? А надо встать и подергать ручку. И поймешь – эта или та.

Муж ест десерт. Он красивый. Не муж, а десерт. То есть и муж тоже красивый, конечно. Но десерт…

Десерт украшен физалисом.

– Третий шанс, – говорит муж и показывает сыну физалис. – Одна минута. Что это?

Сын вскакивает с места, бежит босиком, соображает, что ему к стойке с десертами, бежит туда, хватает прямо рукой (о, простите нас, другие отдыхающие) физалис с другого десерта и бежит к администратору, но, понимая, что тот может и не знать, разворачивается и бежит уже к поварам, через секунду вылетает с кухни и бежит к отцу:

– Папа, физалис! Физалис!

– Здорово, – говорит муж. – Ты справился за двадцать секунд! И заработал двадцать минут планшета.

Сын ликует и танцует макарену.