этого, был тот, кто наносил удары. И если он по какой-либо причине колебался, ему давали простые инструкции, начиная от «Пожалуйста, продолжайте» и заканчивая «У вас нет выбора, кроме как продолжать».

Все испытуемые дошли до 300 вольт, а две трети прошли даже весь путь до максимальных 450 вольт, несмотря на хоть и притворные, но все же громкие крики жертвы.

А все потому, что кто-то авторитетный приказал им это сделать.

У вас нет выбора…

Несколько лет спустя в отделении я познакомился с пациентом с шизофренией. Он был примерно моего возраста, также происходил из среднего класса, получил хорошее образование и университетский диплом. Мы могли бы быть братьями. При поступлении в больницу с ним беседовал другой врач, который дежурил накануне вечером, поэтому мне пришлось опросить его впервые. Я спросил его, когда он заметил проблему. Теперь я понимаю, что такой вопрос был моей первой ошибкой. Если вы еще не поняли, большинство людей, поступающих в психиатрическую больницу, вообще не думают, что у них есть проблема, так что это был неправильный вопрос.

– Это было видение диплопии, которое зажгло последовательные разрывы. У меня не было представления о ветхости или избытке неадекватности, которым противостоит расчлененная совместная борьба за свободу. Я не думаю, что мы можем быть использованы нашим непоследовательным подходом для решения неизбежного парадоксального вызова.(Это была бредовая речь пациента, который придумывает новые слова и использует странные конструкции.) Он продолжал в том же духе около минуты, прежде чем остановился и посмотрел на меня. Я смог дословно записать только первые пару предложений.

– У меня с собой есть вся диссертация.

Он полез в сумку и вытащил большой сверток, поверх которого лежала газета пятилетней давности, второй страницей вверх. «Местный парень, Пол Кэррингтон, поступил в Оксфорд», – гласил заголовок.

– Мы так гордимся им, – сказал директор школы. – Он наш первый ученик, попавший в Оксбридж[23].

Пол выглядел на фотографии молодым и взволнованным, чисто выбритым, полным надежд и оптимизма, непохожим на бородатого и истощенного человека, который сидел передо мной.

– Это был заговор высшего уровня. Они придумали и стремились создать подобие солиптического очарования.

Я сделал еще несколько пометок. Конечно, это полная бессмыслица, но сказано это было так бегло и с такой убежденностью, что потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он совершенно не в себе. Это один из ключевых признаков психоза. Некоторые слова были просто неправильно использованы, но некоторые являлись неологизмами. Использование выдуманных слов не редкость при шизофрении.

Полу пришлось заново пройти обучение на последнем курсе, потому что он пропустил бóльшую часть года из-за неустановленной болезни. Он выкарабкался, но затем впал в психотический упадок. В конце концов друг пришел навестить его и застал дома одного, подозрительно выглядящего и испуганного. Окна в доме были заклеены фольгой, а в отключенном холодильнике было только двадцать бутылок минеральной воды. Телевизор повернут к стене, и на любом свободном месте в комнате виднелись приколотые газетные вырезки с теориями заговора. Его друг позвонил врачу, а тот вызвал общественную психиатрическую бригаду.

Они забрали его и положили в больницу. Он и не думал, что с ним что-то не так.

С чего бы ему так думать?

В том мыслительном хаосе, что был у него в голове, ему было трудно сформулировать природу заговора против него, но заговор этот для него был реален. Пациент изначально не хотел пускать к себе психиатрическую бригаду, поэтому им пришлось обратиться в суд, чтобы получить постановление, разрешающее проникать в частное жилище. И только после этого он был задержан и доставлен в больницу.

Мы потратили несколько дней на оценку его состояния. Физически он был в порядке, несмотря на недостаточный вес. Анализы на наркотики ничего не показали, а его пламенные речи намекали нам, что, скорее всего, это шизофрения. Я подошел к нему после обхода и сообщил, что необходимо начать курс лекарственной терапии – надо принимать антипсихотические препараты, чтобы попытаться уменьшить паранойю и нормализовать мышление.

– Вы пытаетесь избавиться от отравленного имущества, – сказал он сердито, что я понял как отказ.

Мы решили дать ему несколько дней на размышления, и я виделся с ним каждый день, чтобы попытаться объяснить, почему он так остро нуждается в лечении. С собой у него ничего не было. И во время одной из встреч он попросил разрешения сходить домой за какой-нибудь одеждой. Был, конечно, риск, что он не вернется, но его уже однажды госпитализировали, так что, если он сбежит, мы всегда можем вызвать полицию, которая вернет его обратно.

Я пошел вместе с ним к нему домой. Обычно это делает ассистент, но я сам хотел посмотреть, как он живет. И я получил очередной урок – увидел, как может выглядеть шизофрения.

НА ВХОДНОЙ ДВЕРИ БЫЛО ПЯТЬ ЗАМКОВ И ДВЕ ВИДЕОКАМЕРЫ. Я МЫСЛЕННО ОТМЕТИЛ ТОПОР В КОРИДОРЕ, И ПАЦИЕНТ ЗАМЕТИЛ, ЧТО Я СМОТРЮ НА НЕГО.

– Это для незваных гостей, – объяснил он.

Мне следовало уйти в тот момент, но я был молод и любопытен, а об оценке рисков тогда почти не говорили. О том, что он угрожал соседям топором, я узнал позже.

В коридоре валялся мусор: грязная разорванная одежда, обертки от еды и коробки с остатками недоеденной и оставленной гнить еды. Повсюду были разбросаны газеты, журналы и бутылки с водой.

Ковер исчез под горами мусора, его уже практически не было видно. Я заправил брюки в носки и постарался не вдыхать слишком глубоко. Тусклый свет голой лампочки отражался от фольги, аккуратно наклеенной на оконные стекла. В фольге я разглядел маленькие отверстия на уровне глаз – через них он, должно быть, выглядывал наружу из своей добровольной тюрьмы.

Он пояснил, что фольга для того, чтобы помешать секретным службам следить за ним. Машины, которые они использовали, могли изменить мысли и заставить думать, что существует заговор с целью контролировать и убить его. Пациент уже давно перестал смотреть телевизор, потому что в нем было излучение и через него можно было видеть и комментировать все, что он делал. Камеры ему были нужны, чтобы собрать доказательства заговора и передать их полиции. Оказывается, спецслужбы знали о нашем пациенте уже год, потому что он еженедельно приходил в местное отделение полиции, чтобы пожаловаться на заговор против него.

Я спросил его о недоеденной еде.

– Яд. Другое. Улики, – ответил он.

Мы обнаружили, что из-за полного беспорядка в голове ему удавалось лучше передавать смысл сказанного, используя просто отдельные слова. То, что он смог распознать, что другие его не понимают, и адаптировать