Так, ладно, полежали, попили, пришли в себя — теперь было бы неплохо разобраться, что за чудо с нами случилось?

В хороших, но чаще в плохих книжонках спасение с шашкой наголо спешило в самый последний момент верхом на удаче. Подмога приходила к чудом удержавшемуся на краю гибели герою. Что ж, отдам должное, такое и в самом деле случается — иначе я уже давно должен был обратиться в уголек, искупавшись в магмовой речке.

Мои размышления развеяла она. Ну если кому и можно вмешиваться в мой мыслительный процесс, то только таким, как ей.

Девчонка была полногруда, едва прикрыта тряпками странной одежды. С ног до головы бледнокожей девицы бежали светящиеся во мгле татуировки. Маленькие, подслеповатые глаза щурились: не удивительно, в такой-то мгле можно ослепнуть едва ли не с рождения.

Я прикусил язык, едва понял, что у нее в самом деле бесцветные зрачки. Она меня не видела, но чуяла.

Слышала — не по человечески длинные уши напряглись. Не знаю, что выдало меня, но незнакомка знала, что я бодрствовал.

Она направилась ко мне во всей своей прямоте и наглости, положила руки на плечи, улыбчиво обняла.

— Тебе еще рано вставать, верха.

— Верха? — переспросил я, но девчонка лишь взглядом дала понять, что не опустится до разъяснений. Все ее движения были текучими — то, что я изначально принял за женственное изящество, было совершенно иным. Она казалась тихим, безмятежным ручьем. Могла быть стремительной и в то же время по мягкому плавной.

Ее маленькая ладошка толкнула меня в грудь, словно намекая, что стоит прилечь и набраться побольше сил.

Я, будто забыв, что она не видит, лишь отрицательно покачал головой. Сама же голова еще только готовилась к целому фейерверку вопросов. Здравый смысл, толкаясь локтями, настырно полз сквозь иные размышления, непременно желая знать, какого хера здесь есть люди. Почему они живут под городом, а не в городе? Пачиму они так неплохо знают русский язык? Пычемя про них ни одна блядская газета в Петербурге не удосужилась написать?

Канализации, сточные каналы, земляные работы, в конце концов! Про этих татуированных чудаков должен был каждый мальчишка знать, если не каждая собака…

Про татуированных же я немного поспешил, как и про целый народ в целом. Из кровати еще выползти не успел, а теорий настроил — хоть сейчас в журнал «Очуметь какие истории» беги записывай.

— Я не хочу спать.

— Ты уверен, верха? Однажды покинув сей дом, в него не вернешься.

В ее голосе проступили наставительные нотки, будто в этих словах мне срочно стоило выискать сверхсекретный смысл. У меня же были проблемы и поважней. На ум почему-то пришли всякого рода культисты. Тех хлебом не корми, а дай выдумать какую-нибудь шнягу позаковыристей да правила построже. И обязательно в пещеры — конец света, он же такой, темноты боится, точно сюда не сунется…

Пожав плечами, чуть отстранив девчонку в сторону, я заспешил прочь. Она же взирала на меня ничего не видящим, тревожным взглядом — от него у меня мурашки бежали по спине. Что-то в ее внешнем виде меня напрягало, вот только понять бы, что именно…

На выходе в лицо мне ударило холодным, зябким воздухом. Сквозняк гулял по пещерам, жутко завывая на все голоса. К прежним вопросам добавилось, как эта полуголая красотка тут живет и еще не замерзла к херам. Я решил, что обязательно найду ответ на этот вопрос чуть позже, а сейчас хотя бы попросту осмотрюсь.

Мда-а, стоит ли рассказывать, что за порогом меня ждало разочарование? Подземный народ в светящихся татуировках, город Отлантов — напридумывать я успел всякого. Реальность не уставала швырять в мой огород скалоподобные булыжники.

Не было никакого подземного города, были только мрачные, освещаемые слизью грибов залы. Скалистые породы щерились кавернами, нераскрытыми, манящие блеском драгоценных камней, покоились жеоды. Немалых размеров жук стоял в стойле. Рога, лапки, овальное тело — он весь был похож на монолит, лишь линия разреза разделяла плотные крылья. На спине покоилась броневая пластина, в которой я не сразу, но опознал диковинного вида седло.

Мешочки, тряпочки, платочки, резные кости — все висело на нем амулетами. У ясночтения разбегались глаза — хлопнув в ладоши, оно будто выбирало, что же начать описывать первым?

И расстроенно спрятало интерфейс, когда я решил отказаться.

И снова кукла.

Поток света, сверкнувший из ближайшего гриба выхватил гордо восседающую в нем фигурку. Ребенок, спросил самого себя, и тут же понял, что ошибся — не бывает таких маленьких детей.

Или бывают, но только в младенчестве…

Эта же обладала взрослыми, утонченными очертаниями.

А мир-то все чудесатее и чудесатее, кто бы мог подумать?

Пауки — немаленькие, размером с откормленную кошку — бегали под ногами, не забывая подхватывать голодными жвалами крохотных собратьев ездового рогача.

Народом здесь не то что не пахло — никогда не веяло. Слепая отшельница в недрах Петербурга, лишь чудом не ставшая добычей гмуров. А как же тогда быть с пепельноволосой девицей? Она-то ведь откуда-то же взялась. Впрочем, татуировок на ее обнаженном теле я не припоминал.

Незнакомка вынырнула из убежища лишь минутой позже. Размеренно, никуда не торопясь. Ее лица не покидала улыбка — она была рада новым гостям. В кои-то веки хоть кто-то отважился разделить ее одиночество.

— Кондратьич, — хрипло, не оборачиваясь, зная, что она стоит за спиной, спросил я.

— Другой верха здесь же. Спит.

Она невероятно точно указала пальцем на природный, скрытый тенями лаз. Грибы словно боялись там расти, обходили место стороной.

— Как ты видишь? — Вопрос напрашивался сам собой. — Я не смог бы отыскать его даже с фонарями.

Она кокетливо пожала плечами, будто желая сказать, что у нее само получается.

— Я и не вижу, я чувствую. Тебя это удивляет?

Она двинулась в лаз следом за мной, я же чуть не укусил самого себя за локти. Наивности моей не было предела — хрупкая девушка у черта на куличках, спит и видит, как бы спасти какого случайно забредшего в эти развалины князя. А после оттаскивает его старшего товарища в узкий, едва пролезаемый закоулок темной пещеры, чтобы… чтобы что?

Все нутро, взбудораженное мыслями, велело мне развернуться. Красавица лишь ткнулась в меня носом, не успев вовремя остановиться.

При ней не было ни дубины, чтобы оглушить меня, ни мокрой тряпицы с какой-то усыпляющей дрянью. Покачивая головой, она недоумевала моей внезапной остановке.

Слишком, сказал мне здравый смысл, все это прянично и волшебно. Будто из грязного мира дворцовых интриг, дуэлей и глобальных интересов, я ухнул в самую что ни на есть сказку.

Кондратьич и в самом деле спал тут. Старик был бледен, плох, но жив. Статус «однорукий» он получил не зря — пещерная дева оттяпала ему правую, поврежденную руку едва ли не по самое плечо.

Словно извиняясь, она поежилась.

— Старый верха умирал, когда я вас нашла. Я не смогла бы спасти его руку. Решила, что лучше живой, чем мертвый с рукой, так?

Сон все еще не выходил из головы. Мне казалось, что я до сих пор, даже проснувшись, ощущаю на себе прикосновения Биски. Будто она по-прежнему зовет меня, требует не расслабляться, просит не доверять…

Я кивнул ей в ответ. Она же вдруг ткнула пальцем в мою сторону.

— Твоя сумка. Она дрожит.

Я встрепенулся — а ведь и в самом деле, покупка из гмурового магазинчика странностей вибрировала не хуже мобильника, я же попросту этого не чуял: куртка оказалась достаточно толстой.

Здравый смысл искал простые объяснения, размениваясь на мелочь догадок: заполз паук? Какая-то одна из вещичек Магазина Приключений оказалась с браком?

Облизнув высохшие губы, развязал тесемки — слепая девчонка передо мной терпеливо ждала.

Обрывок бумаги едва ли не выскочил мне прямо в лицо. Я поймал его, вырвал из хватки проказливого сквозняка и узнал в нем то послание, которое отправлял девчонкам.

Обновленное.

— Что там? — не выдержала незнакомка. Я почуял, что у меня земля готова уйти из-под ног. Кривые, будто написанные рукой умирающего каракули предстали передо мной.

«Майа жыва, мы в парятке, идем. Где ты? Ищим тибя».

Я перечитывал снова и снова, сначала решив, что это злая насмешка. Что мое послание угодило в руки не к девчонкам, а тому самому зловредному гмуру, что всучил эту сумку. Лишь потом мне вспомнилось, как Алиска дивилась моему ровному, выверенному старательной рукой Романовны, почерку. Не только ж шпагами она нас