Не все.

Решив прикончить, голем мячом швырнул меня в каменную стену.

Недолет, понял я, оказавшись на земле рядом с огромной грудой булыжников. Земля снова вздрогнула — в один прыжок каменная махина оказалась рядом. Рывком сдернув мешающуюся преграду, она вдруг открыла вход в пещеру. Могучие лапищи разрывали валуны, высвобождая путь. Меня швырнули внутрь непроглядной мглы. Прежде чем я пришел в себя, успел лишь увидеть, как следом задвигаются свежие камни моей новой тюрьмы.

Глава 13

У боли было имя. Прогоняя первичный шок, она с упоением хваталась то за руки, то за ноги, стреляла в пояснице. Да уж, такими темпами старость ко мне придет раньше, а к тридцати годам мое новое тело и вовсе обратится в развалину.

Хныкать и стенать о злодейке-судьбе было некогда. Первым делом вытащил все из той же сумки свечи — к сожалению, у меня осталось лишь две. Все остальные были безнадежно испорчены в пылу сражений.

Мана потекла в них ручьем, заставив вспыхнуть. Яркий свет резанул по глазам, заставил на миг зажмуриться. В дальнем углу зашевелилась груда старого тряпья, в котором я не без удивления узнал картуз Кондратьича.

Еще мгновение назад у одежки были красивые женственные ноги — сейчас же они втянулись, что голова черепахи в панцирь.

Мне жаждалось сапфировой настойки и объяснений, и я пока еще не решил, чего больше.

Наверно, все-таки второго.

Властным движением побрел к виновнице наших злоключений — не было сомнений в том, что передо мной именно она.

Испуганным ребенком девчонка жалась к стене, словно желая стать с ней единым целым. Она старалась не дышать, и должен признать, получалось у нее отлично.

Рывком я сорвал то, что служило ей одеялом. Сложив руки на обнаженной груди, пепельноволосая девчонка сидела, спрятав голову в коленях.

Она боялась поднять на меня взгляд, но я видел, как ее колотит нервная дрожь. От нее пахло страхом и отчаянием, давно немытым телом — как знать, сколько времени она провела в этих закрытых от всех и каждого катакомбах.

Ей не нравился свет моей свечи, словно он напоминал о чем-то неприятном. На щеках я видел высохшие бороздки недавних слез.

Сарказм вился, словно уж, голосом Биси вопрошая, что же живчик собрался делать. Такой большой и сильный перед этим крохотным, хрупким созданием. А уж как сорвал с нее покрывало Ибрагимова картуза — просто сказка! Словно отнял последнюю надежду.

Я сглотнул, слова, будто назло, не лезли в глотку. Вопросы, еще недавно готовые идти в атаку на чужие уши, сейчас позорно и растерянно бежали, оставив меня один на один с ней.

Ей страшно, пришел мне на помощь здравый смысл. Страшнее, чем там, на алтаре, под кинжалом гмура. Просто дай ей знать, что не причинишь вреда.

Я поставил свечу наземь. Видеть не видел, но ясночтение визуализировало образы из воображения. Тоненькая, словно паутинная нить блестящей маной тянулась к ней. Я чуть сбавил обороты, притушил огонь, сел с бедолагой рядом.

Она вздрагивала едва ли не от каждого моего вздоха — ждала удара. Голое тело покрывали синяки — ей точно досталось в этих пещерах. Знать бы еще, какие бесы ее сюда затащили…

Я решил начать с малого. Мне удалось выжать из красавицы сдавленный писк, когда коснулся ее головы — волосы, не мытые и грязные, все еще помнили, что такое шампунь.

Второй рукой я шерудил в сумке — пирожные обратились в давленное крошево, яблоки же больше напоминали сочащиеся лепешки.

Но половинку чудом уцелевшей сладости мне отыскать удалось.

В голову лезли паршивые мысли о том, что я, будто зверя, хочу купить несчастную на кусочек еды.

Ну и хрен с ним, если так!

Она все еще не открывала глаза, но у нее вздрогнули крылья носа, учуяв лакомство. Крем-карамель сейчас был не в лучшем состоянии и напрочь вывален в хлебном крошеве, но пах для нее, будто давно утраченный мир.

— Бери, — велел я, как только она открыла глаза, проверить, не приснилось ли ей.

Стоило мне убрать руку с ее головы, как девчонка зашевелилась. Она ухватила мою ладонь, вновь прижав к волосам. Остатки пирожного она едва ли не вырвала, зажмурилась от счастья, вцепившись в него зубами. Было высохшие слезы вновь покатились по ее щекам.

Она молча хныкала, а я позволил себе сместить руку с головы на плечо, крепко в него вжался. Пусть я даровал лишь обманчивое чувство защиты, ей хватало и этого.

Теперь же оставалось ждать, пока она заговорит сама. Она же ведь говорила, я помню.

Мне выдался шанс отдохнуть и хорошенько разглядеть девчонку. Небольшая, миниатюрная, она все еще жалась от стыда. Зря, наверное, я так грубо сорвал с нее то, чем она прикрывалась…

Здравый смысл, сговорившись с сарказмом, намасливал дубину побольше, собираясь хорошенько приложить прямо по кумполу. Ты, говорили они, буквально только что получил по самые гланды от точно такой же миниатюрной и хрупкой. Показалось мало? Хочешь еще?

Ну не отодвигаться же мне от нее теперь, спросил я у себя самого. По крайней мере, это будет выглядеть глупо.

Ясночтение же было со мной не согласно.

Первым, что я выхватил из ее описания, был класс.

Кукловод.

В самую пору было отодвигаться куда подальше и вопрошать у начальника тюрьмы, за что меня с таким зверем посадили.

Возбужденное страхом воображение выискивало в потемках очертания кукольных фигур.

И, конечно же, находило.

Мне стало не по себе, я вздрогнул, но решил сохранить мужество.

К тому же девчонка вдруг, словно вспомнив о чем-то важном, настойчиво высвободилась из объятий, собираясь уйти куда подальше.

Во мне, наверное, взыграла гордость.

— Эй!

Она не сразу, лишь после размышления, обернулась на оклик. Опустив взгляд серых глаз, грустно покачала головой.

— Зря ты ко мне подсел. Тебе не надо было.

— И что теперь случится? Армагеддон, рушатся города, массовая истерия, кошки и собаки живут вместе?

Она не сумела оценить мою иронию. Сама серьезность спустилась из пучин своего царства на ее лицо. Наставительно, словно я малыш из детского сада, она подняла указательный палец.

— Почти. Я проклята.

Она говорила с каким-то особым, мрачным пиететом. Будто едва заслышав это, я должен был взвиться огнем и броситься наутек.

Да уж, тут, конечно же, прямо сейчас есть куда бежать. Хочешь, в правую стенку, хочешь — добро пожаловать в левую! С разгона и головой, чтоб не мелочиться.

Мой дар пожал плечами — он рылся в дебаффах, но не нашел там ничего, что можно было бы принять за оное. В особенностях тоже было пусто, и даже способности молчали.

Одно было не ясно — девчонка не врала. Я хмыкнул, но бежать прочь не спешил.

— Каждый, кто оказывается рядом со мной, обречен на постоянность неудач.

Потер ушибленный ранее затылок. Что ж, наверное, можно было сказать, что едва я завидел эту пепельноволосую у гмуров, как фортуна знойной девкой улетучилась прочь. Вот только вряд ли пытающаяся скрыться впотьмах девица к этому хоть сколько-то причастна.

Наши взгляды вновь встретились. Она вздрогнула от доселе незнакомого ей чувства: словно мягкость тепла разливалась по всему ее телу и она вот-вот растает.

Румянец смущения бежал на ее щеки; я же задумался: сказать ей о том, что она мой кровнорожденный слуга или не стоит?

Во мне заговорил Бискин голос — быть может, старого знакомого демона, любившего шепнуть мне гадость-другую, больше и не покоилось в недрах моей души, за какую-то часть рассудительности и едкой сатиры насмешек отвечала именно она.

Схитри, убеждала меня незримая дьяволица. Сделай точно так же, как я — принуди к контракту, договору. Достань эту свою бумажку, ну и трахни ее, Бога ради и Люцифера для — зря она, что ли, голыми телесами перед тобой крутит?

Девчонка расценила мой взгляд по-своему, в ее взоре мелькнуло пренебрежение. Вот-вот смешно сморщит носик, назовет извращенцем…

— Откуда только ты здесь такая взялась?

Мои уши готовились к очередной сказке. Что она здесь уже едва ли не целую вечность. Родилась от союза камня и грибницы.

— Я из села Салтукеево. — Она взяла саму себя за плечо. Мне это ни о чем не сказало, про него я впервые слышал. Но девчонку словно прорвало — кто только ведает, сколько времени они провела в этих катакомбах? Может быть, пару