на себя: «Почему я не вырвала признание у Силкина? Пожалела. Откуда эта жалость? И зачем только женщин в органы на работу принимают? В полиции должны работать одни мужчины. Чтобы без жалости, без сантиментов, если нужно получить признание любой ценой, значит, оно должно быть получено. Разве можно жалеть преступника, вора, убийцу. Его вон собственные родители не жалеют?» Она посмотрела на Силкина, идущего впереди нее, ссутулившегося, в обвисшем свитере, в джинсах, пузырями свисавшими с колен, и сердце ее сжалось: «Нет, все правильно сделала. Лучше поговорю с ним завтра. Надо уважать человеческое достоинство. Тогда человек может измениться сам и изменить свою судьбу. Хотя вряд ли Силкин изменится. И судьба его не изменится», — перебила она сама себя и крикнула дежурному, сидевшему за барьером:

— Василий, покормите этого господина, вымойте его, причешите и пусть отоспится спокойно. Если ломка начнется, вызовите врача.

— Мать, ты закончила? — спросил откуда-то сбоку Резник, она не заметила его.

— А-а, Слава! Нет, не закончила, отложила разговор до утра, а ты?

— Уже все закончил, тебя ждал. Давай сюда протокол допроса. Димона тоже «приземлим»?

— Обязательно. Димона «приземлим» обязательно. По нему давно тюрьма плачет. И не одна. Все тюрьмы Российской Федерации рыдают.

Юмашева протянула протокол допроса и спросила:

— Слава, можно мне немного поспать? В кабинете.

— Гюзель Аркадьевна, конечно, отдохни, ты похожа на выжатый лимон, вся синяя и тусклая. А ты всегда должна быть яркая и блестящая, как рождественская елка. Иди, отдохни немного, в десять утра начнем новую операцию.

— В одиннадцать. В десять ко мне Карпова придет. Ты тоже отдохни. Слава, передай все материалы следователю и отдохни до утра.

* * *

— Вась, там наркомана ломает, сначала весь побелел, потом посинел, дергается, изо рта пена идет, не остановить, — взъерошенный сержант нетерпеливо дергал дежурного за рукав, поднимая с высокого стула. Дежурный бережно отцепил руку и уселся на стуле поудобнее.

— Петров, не гоношись. Вызови «скорую», пусть врачи приведут его в чувство.

— Я уже вызвал.

— Вот и молодец. Положи ему под голову что-нибудь, сделай искусственное дыхание, что ли, до приезда «скорой». Если врачи разрешат, оформи его в «Кресты».

— Юмашева сказала, чтобы оставили в отделе до утра. — Петров нырнул за перегородку барьера, отделявшего дежурную часть от комнаты для задержанных.

— Сказала-сказала, — пробормотал дежурный, — если он «коньки отбросит», отвечать мне придется. Оформляй его в изолятор. От греха подальше.

— Есть, товарищ майор.

Петров высматривал «скорую», стоя с сигаретой на крыльце. Возиться с наркоманом не хотелось, заблеванный пол он тщательно вымыл, положив бездыханного Силкина на байковое одеяло. Потрогал холодную закостеневшую руку, почувствовав сквозь сухую шелестящую кожу неуловимый толчок, успокоился, живучий наркоша оказался, подумал Петров и успокоился. Он уже выкурил три сигареты, когда подъехал юркий фургончик «скорой помощи». Молодой врач, похожий на сурового мужественного доктора из сериала, сопровождаемый миловидной медицинской сестрой в белом коротком халатике и с чемоданчиком в руках, стремительно поднялся на крыльцо.

— Где больной? — сухо поинтересовался доктор.

— В камере для административно задержанных, идемте. — Петров распахнул дверь и пропустил мужественного доктора вперед, когда медсестра шагнула вслед за ним, Петров опередил ее и проскочил, хлопнув дверью.

— Сержант! — укоризненно сказал доктор и открыл дверь, пропуская медсестру.

— Виноват, — ухмыльнулся Петров и прошел в «обезьянник».

На полу валялся Силкин, он сполз с байкового одеяла, одну руку он затолкал в рот, прикусив ее, отчего рука распухла и посинела. Петров склонился над ним и попробовал вытащить руку из перекосившегося рта, но зубы Силкина плотно сомкнулись вокруг закостеневшей кожи и не отпускали свою добычу.

— Сам себя жрет, — проворчал Петров, оборачиваясь к мужественному доктору.

— А где больной? — брезгливо поджав уголки губ, спросил Петрова доктор.

— Вот он, — Петров поднялся с колен, отряхивая форменные брюки. — Это и есть больной.

— Я вижу труп, а больного не вижу. Танечка, приготовьте бумаги, — обратился он к медсестре, — ваш больной уже не больной, он давно труп.

Врач опустился перед Силкиным на колени, осмотрел его, пощупал поочередно шею, лоб, закушенную руку; отдернув свитер, осмотрел втянутый живот, грудь, пощелкал пальцами по выпуклым ребрам и поднялся, оглядываясь по сторонам.

— Где у вас стол? Стул?

— В дежурной части и стол, и стул имеется. — Петров рванул за барьер. — Василий, Силкин скончался.

— Ой-е-е-е, — взмолился дежурный, вздымая руки, будто хотел взлететь к потолку.

— Надо Юмашевой сказать, это же чрезвычайное происшествие. ЧП городского масштаба, задержанный скончался в дежурной части.

— Только что уехала твоя Юмашева, а куда уехала, не доложила. Сказала, к десяти утра будет. Звони ей на мобильный! — рявкнул дежурный, и Петров бросился к телефону. — Да не трясись ты, в первый раз, что ли, видишь труп?

— В первый, — признался Петров, побелевшими пальцами набирая номер, пальцы непослушно соскальзывали с диска, и сержант набирал цифры заново, — Юмашева, кажется, мобильник отключила.

— Сказала, что будет на телефоне, не может такого быть, звони еще.

— Телефон отключен, я уже звонил. Что будем делать? — Петров положил трубку на рычаг.

— Зови врачей, будем оформлять труп. Что еще делать? Не мы же его «замочили». Сам коньки отбросил, наркоша хренов, — проворчал дежурный, освобождая место на столе. Дрожащими руками он сложил ровной стопкой протоколы и журналы, отодвинул к окошечку телефонный аппарат. — Зови врачей, — повторил он, и Петров махнул рукой в окошечко, приглашая сурового доктора за стол.

— Передозировка. Удушье, — сухо констатировал доктор, написав несколько строчек на чистом листе бумаги, затем он протащил его по столу, предлагая прочитать дежурному. — Надо было оказать первую медицинскую помощь.

— Я оказывал, делал ему искусственное дыхание, даже одеяло подложил, — Петров подскочил к доктору, но тот отстранил его и вышел за дверь.

Медсестра безмолвно прошествовала за ним. Хлопнула входная дверь, послышался звук отъезжающей машины. «Скорая помощь» помчалась спасать души и тела болящих и страждущих.

— Что теперь будет, товарищ майор? — плачущим голосом спросил сержант.

— Служебное расследование, что, да как, да почему. Звони Юмашевой, надо предупредить ее, чтобы подсуетилась, подготовила кое-кого в Главке. Из-под земли ее достань. Звони! — майор внимательно изучал медицинскую справку.

Он крутил коротенькой бумажкой, словно хотел выучить текст наизусть, чтобы все буквы отпечатались в моторике мозга.

— Не отвечает телефон, «абонент находится вне зоны обслуживания», товарищ майор. Где она может быть? — сказал сержант после нескольких попыток набрать нужный номер.

— Ну и черт с ней. Пусть теперь выкручивается, как хочет, — со злостью проворчал майор и плотнее уселся на своем высоком стуле за барьером, разделившим планету Земля на две неравные части.

* * *

«Почему гостиница ночью бодрствует? Кругом толпы людей, будто они весь день спят, набираясь сил для предстоящей бурной жизни. Может, в ночной