Вся Корсика впала тогда, по выражению современника, в «паолизм». Все города прислали своему кумиру приветственные адреса. От Аяччо составил такой адрес и лично вручил его «Отцу отечества» Наполеон. Будущий император не только не скрывал, а, напротив, афишировал свои восторженные чувства к Паоли. Но о том, как Паоли реагировал на эти восторги и вообще, как он тогда воспринимал Наполеона, в источниках и литературе бытуют разные мнения. Ф. Кирхейзен считал, что Паоли был в таком же восторге от Наполеона, как Наполеон от Паоли: «О Наполеон! - восклицал будто бы идол всей Корсики. - В жилах твоих античная кровь! Ты один из мужей Плутарха!»[185] По мнению Е. В. Тарле и Ж. Тюлара, в ответ на славословие Наполеона Паоли демонстрировал «явную холодность»[186], а вот А. Кастело утверждает даже, что для Паоли «этот маленький подпоручик» представлял собой «лишь интригана или слишком распаленного юношу»[187].

Как бы то ни было, вскоре после возвращения Паоли на Корсике состоялись выборы глав местной администрации. Предвыборное собрание в Аяччо Паоли открыл призывом ко всем корсиканцам «незамедлительно поклясться в верности и безоговорочной поддержке отрадной конституции, объединяющей нас с этой нацией под сенью общего закона и монарха-гражданина»[188]. Под конституцией разумелась историческая Декларация прав человека и гражданина, принятая Учредительным собранием Франции 26 августа 1789 г. (1-я статья ее гласила: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах»).

Наполеон и все члены его Патриотического клуба приняли активное участие в выборах. Победили на них, естественно, паолисты. Сам Паоли был избран директором Заморского департамента, т. е. главой всей Корсики, и командующим Национальной гвардией, а Жозеф Буонапарте - председателем директории (так назывался местный орган самоуправления) в Аяччо. Вся семья Наполеона жалела только об одном: столицей Корсики была объявлена Бастия. Но тут в налаженный процесс демократизации Корсики как отдельного департамента Франции вмешался Маттео Буттафоко.

29 октября 1790 г. с трибуны Национального собрания в Париже этот депутат-аристократ заявил, что паолисты «хитростью и лживым лозунгом свободы ведут народ Корсики к рабству . Они заперли граждан и поставили свою волю выше законов. Они оказали давление на выборы»[189]. Первым против Буттафоко, в защиту тех, кого называли паолистами, резко выступил Наполеон. Он составил «Письмо к Буттафоко», которое по решению Патриотического клуба в Аяччо было обнародовано. «Это письмо - первая публикация Наполеона», - подчеркивает Ж. Тюлар, хотя и ценит его невысоко[190], в отличие от Стендаля, который оставил о «Письме» такой отзыв: «Это сатирический памфлет, совершенно в духе Плутарха. Основная мысль остроумна и вместе с тем убедительна»[191]. Основную мысль «Письма» Стендаль, вероятно, усмотрел в обращении Наполеона к вождям великой революции М. Робеспьеру, О. Мирабо, П. Лафайету с такими словами о Буттафоко: «Этот человек осмеливается сидеть рядом с вами! Обагренный кровью братьев, запятнанный бесчисленными преступлениями, он осмеливается называть себя представителем нации, он, предавший ее!»[192]

Все содержание и самый тон наполеоновского «Письма к Буттафоко» отвечали настроению большинства корсиканцев, которые в те дни жгли на улицах Аяччо чучело Буттафоко. Делегаты от Корсики довели до сведения Национального собрания Франции свой отвод графу как представителю от народа, и собрание, руководимое самым популярным в то время из французских политиков Оноре Габриэлем Мирабо, выразило недоверие Буттафоко и аннулировало его депутатский мандат.

В январе 1791 г., когда дело Буттафоко разрешилось в пользу паолистов во многом благодаря Наполеону, сам Наполеон (должно быть, в хорошем настроении) возвратился к себе в полк по окончании отпуска. На этот раз он взял с собой и поселил у себя в скромной квартире 12-летнего брата Людовика, чтобы облегчить и материальное, и воспитательное бремя мамы Летиции. Теперь Наполеон, которому шел 22-й год, отечески содержал и воспитывал брата, чтобы подготовить его к военной школе: учил его истории, географии, французскому языку и катехизису, водил в церковь на обедни, хотя сам уже ни во что религиозное не верил. Вот его запись, сохранившаяся с того времени в публикации Ф. Массона: «Теология есть клоака всех предрассудков и всех заблуждений»[193]. Впрочем, младшего брата в тот год Наполеон учил главным образом математике. Вот колоритный эпизод из исторической хроники Александра Дюма-отца «Наполеон»: «У Наполеона была спальня, а над ним в мансарде жил малыш Луи. Каждое утро Наполеон будил малыша ударами палки по потолку, после чего давал ему урок математики. Однажды Луи, с трудом привыкавший к этому режиму, спустился с большим, чем всегда, опозданием.

― Кажется, мы ленимся? - упрекнул его Наполеон.

― О, брат! - воскликнул Луи. - Мне снился такой чудесный сон!

― И что же тебе снилось?

― Мне приснилось, что я король!

― А кто же тогда я? - усмехнулся Наполеон, пожимая плечами. - Император? Ну ладно, за дело!

И будущий король получил, как обычно, ежедневный урок от будущего императора»[194].

Тем временем юный Наполеон присматривался и прислушивался к тому, как воспринимали революцию французы - мужчины и женщины, старики и молодежь, «верхи» и «низы». Вот что он писал своему дяде, будущему кардиналу Жозефу Фешу 8 ноября 1791 г. из Севра - местечка близ Баланса: «Я нахожусь сейчас в хижине бедняка и пишу тебе после длинного разговора с добрыми людьми. Повсюду, особенно в Дофине (провинция во Франции с городом Баланс. - Н. Т.), я нашел крестьян в самом добром настроении; они решились умереть, лишь бы защитить конституцию. В Балансе я встретил мужественный народ, патриотических солдат и аристократических офицеров . Женщины повсюду настроены на роялистский лад. Это не удивительно: ведь свобода гораздо более красивая женщина, чем они, - она оттеснила их на задний план!»[195] К тому времени, в июне 1791 г., Наполеон получил наконец повышение в звании: он стал поручиком (лейтенантом).