Я вновь встала как вчера и завопила:

— Благодарствую, Господин мой, что позволил сиротинушке порадоваться! – и отправилась в комнату выполнять задуманное.

Часа четыре я ползала по полу с кисточкой, перемазавшись краской до ушей. Потом ждала когда подсохнет и с интересом наблюдала, как троица дроу снимает драгоценности с дерева в темноте, стараясь не шуметь. Получалось у них не ахти как, но ребята усердствовали изо всех сил, подбадривая себя изящными словесными оборотами, и так заразили меня рабочим энтузиазмом, что я уж было, собралась прийти на помощь, но в последний момент передумала, решив не смущать. После их ухода по деревьям лазила уже я и тоже в полной темноте, не желая испортить сюрприз. Спать я отправилась почти под утро и естественно проспала почти до полудня. Разбудила меня Маша громким восклицанием «Ой!» . Разлепив глаза, я выбралась из кровати и подошла к ней, стоящей в оцепенении у окна и расширенными от страха глазами смотрящей в сад. Услышав мои шаги, девушка стремительно повернулась и спросила:

— Ты так хочешь умереть? Тебе жить надоело! – её голос дрогнул, сорвавшись на тонкую ноту: — Что это? – указала она пальцем наружу.

— А что такое? – невинно поинтересовалась я, с удовольствием рассматривая свой ночной шедевр. Между двумя деревьями была натянута растяжка, сделанная из простыни, на которой большими буквами красовалась надпись: «У одних главные полушария защищены черепом, у других–штанами!»

Девушка вцепилась в меня и лихорадочно зашептала:

— Давай быстро снимем, и он ничего не узнает!

В это время в коридоре раздался шум и, прислушавшись, я проинформировала Машу:

— Поздно, он уже увидел.

Тогда она изменила тактику и принялась выпихивать меня в сад со словами:

— Беги, спрячься!

Я отцепила её руки и повернулась к двери, в которую ворвался разъярённый повелитель сопровождаемый Айлонором. Полюбовавшись на исключительное по шумовым эффектам зрелище, я спокойно заметила:

— Всё же воспитание в Правящем Доме хромает на две ноги, или у кого-то склероз и он забывает стучаться, перед тем как войти.

Пропустив мимо ушей моё замечание, Дарниэль прорычал:

— Как ты посмела?

— Ты о чем? – деланно удивилась я, приподняв брови.

— Об этом! – подскочив ко мне, мужчина развернул меня в сторону сада, кивая на плакат, на что я невозмутимо заметила:

— Хм, а где там написано, что это о тебе? Или ты настолько самокритичен? Или это правда?

— Я тебя убью! – прозвучало в ответ.

— Можешь, – немедленно согласилась я и добавила: — но не будешь.

– Почему?— прищурился муж, немного остывая.

Я пустилась в разъяснения:

– Во-первых, по вашим законам, – я кивнула на открытую книгу: — мои действия не подлежат смертной казни. Я понимаю, что ты вполне способен это проигнорировать, но тут начинается во- вторых: тебе нужен договор со светлыми. И тебя никто не поймёт, если ты не предъявишь достаточно убедительные доказательства, например, моей измены, которых у тебя на данный момент нет, и тебе потребуется время чтобы их состряпать. И в-третьих, тебе до чёртиков любопытно, что же будет дальше. Поправь меня, если я где-то ошиблась.

Повелитель долго смотрел мне в глаза, обхватив одной рукой за плечи, а другой, зажав подбородок, не давая отвести взгляд.

— Что ты хочешь? – нарушил он молчание.

Пожав плечами, я честно ответила:

— От тебя ничего.

Сжавшиеся губы и мелькнувшая в глазах ярость ясно указывали на отнюдь не безмятежное состояние духа Дарниэля. Выпустив меня из стального захвата, он тряхнул головой, как бы отгоняя от себя какие-то мысли, ещё раз кинул на меня задумчивый взгляд и... ушёл. Стук захлопнувшейся двери совпал с Машиным обмороком, и пока я хлопотала над ней, приводя в чувство, ко мне успели заглянуть и убедиться в моей целостности все знакомые из стражи. Последним был Айлонор, который предупредил:

— Не стоит больше дразнить Повелителя. Ты его ещё плохо знаешь и он вполне способен причинить тебе вред. Будь предельна осторожна.

— Спасибо, – поблагодарила я его от души и призналась: — А мне больше и не надо. Я сказала и показала всё что хотела. Осталось лишь ждать его решения.

Прошло несколько дней. Я упорно искала в книгах хоть что-то способное мне помочь, но пока попадались только общие сведения, или местный фольклор, или своды законов. Конечно, многие сведения я запоминала или делала выписки, но искала то я совсем другое.

В моём распорядке ничего не поменялось, я по-прежнему сидела взаперти и даже по периметру живой изгороди ходили патрули. Меня очень усиленно охраняли.

Маша старалась не оставлять меня надолго одну и сидела рядом с вышиванием, отвечая на мои вопросы, если таковые возникали. Сильван целыми днями пропадала в саду, возвращаясь лишь к вечеру для еды и сна. Спала она у меня в ногах на кровати, но иногда укладывалась на пороге двери ведущей в сад. В общем, тишь да гладь, да Божья благодать. И всё бы ничего, если бы мне постоянно каждую ночь не снился один и тот же преследующий меня кошмар, от которого не было спасения: я всё так же безрезультатно билась в стеклянную стену. Если Маша и видела утром следы моих слез, то деликатно не показывала вида. Я была благодарна ей за это.

В один из вечеров, когда начало смеркаться, я сидела у окна, курила и смотрела на небо. Сильван подошла и положила свою голову мне на колени. Маша тихо спросила:

— А какой он был тот твой мир?

— Мой мир? Он похож на этот, только там зло уравновешено добром, жестокость состраданием, глупость умом, страсть любовью. В том мире люди не боятся просить прощения за свои ошибки, не боятся дружить и любить. Возможно, потому что людям отпущен гораздо меньший срок, чем вам, и мы спешим испытать всё сейчас, не откладывая на потом.

Я помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:

— Мы разные: в каждом человеке есть и плохая и хорошая сторона, но практически все мы стремимся познать любовь, как духовную, так и физическую. Без любви человек слеп и глух. Он как увечный лишённый многих чувств и ощущений, обедняющий свою жизнь.

— Что такое любовь? Желание? – тихо осведомилась девушка, пытаясь понять.

— Желание – это только одна из составляющих любви. Желая кого-то, ты стремишься к обладанию телом, а любя к обладанию душой. Когда любишь, — попыталась я объяснить ей: — ты хочешь быть рядом с любимым человеком; дышать с ним одним воздухом, потому что без него ты задыхаешься; хочешь прожить с ним жизнь и воспитать внуков. Это когда ты чувствуешь его боль как свою, и горе делится на двоих, а радость умножается вдвое. Когда любимый дарит тебе всего лишь цветы, а кажется, что он подарил тебе весь мир. Когда тебе не нужна предоставленная свобода, потому что единственно правильное место – это рядом с ним.