Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расширенное заседание предвыборного штаба на Старой площади продолжалось второй час. Неугомонный Борис Абрамович терпеть не мог долгие доклады и прения, а сегодняшнее обязательное мероприятие, к тому же, напомнило ему пережитое в молодости. Он так и этак поворачивался на своем стуле, трогал себя на нос, приглаживал остатки волос на затылке, играл бровями и подкатывал глаза к потолку. В конце концов, исполняющий обязанности президента не выдержал и метнул гневный взгляд в его сторону, но ничего не сказал.
Докладывал член правления «Газпрома», прилежно читавший по бумажке. По его словам, организационная работа велась согласно плану-графику, поголовная мобилизация трудовых коллективов, а также членов семей была гарантирована. Березовский мысленно отметил, что поголовная мобилизация еще не означает поголовного голосования за правильного кандидата. Судя по выражению лица, премьер-министр думал примерно о том же. Олигарх успел хорошо изучить его мимику за период совместной деятельности…
За многословным членом правления настал черед контрольного управления. Эту часть президентской администрации сегодня представлял не руководитель, а зам. Блондин невысокого роста, с тихим голосом, заговорил тоже без особого выражения и пафоса, но Черномырдин сразу перебил его.
— А где Алексей Леонидович?
— Он приболел. Возможно, грипп, — ответил заместитель.
Березовский знал его. Он был из питерских, Кудрин взял его к себе после того, как Собчак прошлым летом неожиданно продул выборы мэра. И они собираются построить всех губернаторов, включая матерых тяжеловесов? Ну-ну.
Тем временем заместитель Кудрина изложил суть предстоящих действий по организации голосования на местах. Выглядело всё в принципе толково, но олигарх знал, как сложно найти верные подходы к тем, кто реально правит огромной Россией вдали от ее сумрачной и суетной столицы.
— Плотнее работайте с силовым блоком, — буркнул премьер. — Начальник ваш пусть выздоравливает поскорее.
Далее очередь дошла до Игоря Малашенко с НТВ. К нему, как и к хозяину его канала, Борис Абрамович относился прохладно. Гусинский38 держался крайне независимо, себя считал натурой интеллектуальной и даже артистической, вокруг него увивались журналисты и прочие творческие личности. Березовского же, несмотря на его богатство, вся эта беспокойная свора скорее недолюбливала.
Выступление телевизионного начальника свелось к тому, что на финишном этапе следует усилить огонь по Зюганову. Уже были готовы и проходили тестирование в заранее подобранных фокус-группах зловещие ролики, подчеркивающие историческую параллель «1917–1997». Смысл в них заложили простой: коммунизм — это кровь и смерть. Использовались как архивные, так и постановочные кадры массовых расстрелов, труда заключенных в ГУЛАГе, грабежа и взрывов церквей. Была также применена суперсовременная компьютерная графика.
Звуковые версии роликов планировали запустить в эфир основных радиостанций. В той же стилистике лучшие дизайнеры изготовили плакаты и баннеры, будто запачканные кровью. Кровь на них стекала с зазубренного серпа и молота, слоган гласил: «Никогда больше!» Образцы были тут же продемонстрированы штабу, и даже циничному Борису Абрамовичу сделалось слегка не по себе.
Эту презентацию от Малашенко дополнила Татьяна Борисовна, скорее из уважения к покойному Борису Николаевичу включенная в идеологический блок. Она поведала всей аудитории, что сегодня надежная типография начнет печатать тираж второго спецвыпуска газеты «Не дай Бог-2»39. Первый выпуск разошелся на новогодних каникулах и, как уверяла любимая дочь Ельцина, произвел мощнейший эффект.
— Господи, кого они убеждают? Сами себя? — вслух пробормотал Березовский.
Татьяна, по его мнению, утратила адекватность после смерти отца. Будь его воля, Борис Абрамович отстранил бы ее от любых дел штаба. Возрожденная газета «Не дай Бог» представлялась олигарху сплошной большой ошибкой. Первый номер, которым так гордились его творцы и распространители, шокировал публику не в самом желательном смысле. Его передовица называлась без затей: «Обосрался».
Она была посвящена проигрышу Зюганова на летних выборах, и ее автор излил на главного коммуниста щедрый запас желчи и злобы, комментируя отказ Геннадия Андреевича оспорить результаты голосования. Фотоколлаж изображал председателя ЦК, обильно измазанного желтовато-коричневой субстанцией. Здесь же на всю его партию оптом был навешен ярлык «желто-коричневые».
Перед заседанием Березовскому принесли свежие данные опросов, проведенных социологами не для печати. Из них было видно, что благодаря классной, по собственному выражению Татьяны Борисовны, газете возрос только уровень народного сочувствия к кандидату Зюганову…
— Борис Абрамович, вы хотели добавить?
Олигарх отрешился от медитации. Пока он оставался наедине с горькими мыслями, эстафету ведения заседания принял глава президентской администрации.
— Анатолий Борисович, мы не слишком увлекаемся коммунистами?
Чубайс, после кончины Ельцина ставший мишенью номер один для всех красных и в речах Зюганова превратившийся в «рыжего кардинала», даже привстал перед микрофоном. В его глазах зажегся хорошо знакомый оппонентам огонек. В голосе появились стальные нотки.
— Мы действуем по общему плану, принятому нами на старте кампании. В данных условиях результат может дать только он. Или произошло что-то, радикально меняющее ситуацию?
— Мы недооцениваем Лебедя, — обозначил свою позицию Березовский.
Ах, если бы у него была эта проклятая кассета! Тогда они беседовали бы не здесь, не при этом скопище посторонних людей. И премьер не встал бы и не убыл через заднюю дверь, бросив остальных ковыряться в деталях.
— Ценю ваше беспокойство, но оснований для повышенной тревоги пока нет, — то ли с издевкой, то ли без нее заметил Чубайс.
Заместитель секретаря Совета безопасности не стал спорить. Он кивнул и так же, как его номинальный шеф Иван Рыбкин, сидевший рядом, принялся рисовать в блокноте. Татьяна Дьяченко, не тратя времени даром, завела речь о необходимости безотлагательно объявить первое февраля днем памяти первого президента40.
— Такое решение, оформленное указом Виктора Степановича, окажет мобилизующее воздействие на электорат непосредственно перед выборами, — привела она потрясающее обоснование.
Борис Абрамович надавил на карандаш так, что грифель чуть не сломался.
Элеонора Бычкова, корреспондент отдела социальной политики газеты «Гудок», мучительно хотела домой. Откровенно говоря, она вообще не понимала, зачем сегодня тащилась на работу. В связи с профессиональным праздником никто толком не трудился, а отдельные коллеги уже с утра бродили по редакции с неестественно веселыми глазами. Очередной номер был сверстан заранее из текстов, которым не грозило протухание. Таких текстов, если уж говорить абсолютно откровенно, и в других номерах было подавляющее большинство.
В полдень собрались у главного редактора. Заслушали его спич, подняли по бокалу шампанского. День печати здесь отмечали скромно, почти символически, не то, что августовский День железнодорожника. Отраслевое издание, однако.
— Здравствуйте, сударыня!
Элеонора подняла голову от пишущей машинки. Редакцию постепенно переводили на компьютеры, но их отдел пока ваял свои произведения по старинке.
— Со светлым праздником журналистики
