Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Перестань!
Мстислав держал крепко за плечи и его глаза становились всё ближе.
— Я тебя сейчас поцелую, — прошептал он, заставив меня приготовиться к жесткому напору.
Но поцелуй вышел очень нежным, даже робким.
— Господи, какая ты сладкая.
— Это узвар твой.
— Дурочка ты, а я дурак, — мужчина опять крепко обнял меня, и я уткнулась в расшитую тесьмой овчину его тулупа, просунула руки под полы и обхватила талию.
— Я не буду тебя торопить, Жень, но ты мне очень, — Мстиславу вдруг изменил голос, — очень нравишься.
— Отведи меня домой — домой, я уже назвала это домом? — Ноги устали и голова кружится.
— На руках отнесу! — воскликнул мой спутник, подхватил и понёс в терем.
Было спокойно и хорошо на мягких перинах. Волче остался там, где ему интереснее другая женщина, ну и отлично. Я рассматривала слегка воспаленную, покрасневшую кожу вокруг ран. Пусть со своими волками якшается, охотник.
— Слава! — крикнула во всё горло, и через пару минут в комнату залетел Годинович. — А у тебя мази никакой нет? Антибиотиков?
— Это что, — нахмурился ухажёр, — волки рвали?
— Ага. Болит до сих пор. Не заживает вот. Дядька Лешак смазывал чем-то.
— Дай-ка, — легкие поцелуи пробежали от запястья до сгиба локтя. — Милая, натерпелась ты боли! Говорил же, не сможешь уехать, а этот Волче не углядел за тобой, деревенщина!
— Так есть мазь или нет, — мне приятны были поцелуи, но вид ран беспокоил.
— Для тебя найду любое средство! — видно было, как Мстиславу трудно сдерживать себя.
Я улыбнулась:
— Тогда беги и ищи.
Слава нагнулся и быстро поцеловал меня в губы.
— Лечу!
Глава 11. Суть вещей
— Да не волнуйтесь так. Я просто выясняю, что вы помните. Воды хотите?
— Нет, — в тишине небольшой комнаты непроизвольно и громко клацнули зубы.
— Значит, с потерпевшим вы познакомились недавно?
— Да.
— Какие у вас с ним отношения?
— Мы… Мы… Любовники мы.
Дверь кабинета открылась, заглянувший в комнату человек кивнул.
— Минутку! — старший кто-то там, имя, а уж тем более звание которого я даже под угрозой расстрела не вспомнила бы, подошел к двери.
Мужчины о чем-то негромко говорили, а я уставилась на свои ладони, лежащие на коленях. В больнице сердобольная медсестра принесла старые списанные пижамные штаны, и теперь мой наряд выглядел весьма живописно, что не добавляло уверенности в себе ни на грамм.
— Ну вот! — дознаватель широко улыбнулся. — Отпускаю я вас пока, Евгения Николаевна! Ваш приятель пришёл в себя и сообщил важные сведения о нападавших!
— Спасибо!
— Вот здесь подпишите... Ага. Я в ту сторону, довезти?
— Нет, спасибо вам, меня брат заберёт.
Спустя десять минут я сидела на переднем сиденье, крепко схватившись за натянутый ремень безопасности, и ждала, когда Миха начнёт спрашивать. А он молчал. Щелкали поворотники, моталась из стороны в сторону ёлочка освежителя, но кузен не произносил ни слова.
— Миш…
— Мамке пока ни слова не говори, поняла! Ни сло-ва! — вдруг прорвало брата. — Там, — он кивнул назад, — шмотки твои, к дому подъезжать будем, я у леска встану, переоденешься. Она на работу должна была уйти, но мало ли. Вся деревня гудит, что Егора убили.
— Он же живой!
— А я тебя не спрашивал! — вдруг заорал Миша, с силой ударяя по рулевому колесу. — Как представлю, что тебя тоже могли...
— Мишенька!
— Что? Что Мишенька? — брат говорил уже гораздо спокойнее. — Ладно, проехали.
Леском в Кленовом стане называли маленький кусочек настоящего леса, чудом сохранившийся вокруг небольшого оврага, в котором местные жители привели в порядок и обустроили два родника, бьющие метрах в пяти друг от друга. По обе стороны от выложенной камнями, осколками бетонных плит и щебенкой низины, поднимались вверх по склонам лестницы с перилами из сваренных немного неровно труб. Лесок состоял из сосен и елей, и шагнув внутрь этой узкой полосы зелени, можно было укрыться от любопытных глаз почти полностью.
Потоптавшись на разорванной коробке из-под макарон — где только он её нашёл — я оделась, засунула в пустой пакет свитер Егора. Холода совсем не чувствовала, только дикую усталость и стыд — Мишка отыскал в вещах и принес лифчик и трусы.
К моему огромному облегчению, тётя Таня уже ушла. Я забросила в стиралку свитер и пару грязных Мишкиных рубашек, попыталась поесть, но ни крошки в себя затолкать не сумела.
— Мне на работу, — угрюмый Михай достал из холодильника трёхлитровую банку молока и принялся пить так, словно на улице плюс тридцать, и измучила его нестерпимая жажда, — с остальным сама справишься, не маленькая.
— Спасибо, братишка! — с тайной надеждой на примирение произнесла я.
Но ответа не дождалась, и причина была понятна: Мишка всю ночь занимался решением собачьих и моих проблем, стараясь при этом не растревожить мать.
Я снова всё разрушала вокруг себя, снова закружила вихри, что сшибали с ног близких. Так было с самого детства. Стоило мне испытать сильный эмоциональный подъем, как тут же на голову всем, кто рядом, и мне в первую очередь, опускался кулак судьбы, крушащий планы и надежды.
Глядя вниз, на потоки грязной воды, устремляющиеся к стоку белой сидячей ванны, я машинально тёрла мочалкой плечи, не понимая и не принимая случившееся. Потом села на холодный выступ — конструкция была разработана для хрущевок, но Мишка где-то урвал этот раритет и установил вместо чаши душевой кабины. Было удобно — и тазик есть, куда поставить, и сидя мыться приятнее. Красивый голубой кафель быстро нагрелся от тепла спины, и я незаметно уснула, разомлевшая от горячей воды и слишком уставшая, чтобы сопротивляться.
Золик вернулся лишь рано утром. Я впустила его в окно, обрадованно погладив гладкую голову.
— Передал привет? Молодец!
Ворон деловито сел на край стола и принялся изучать содержимое плошек и кружек, смешно перепрыгивая