— Живой воды надоть.

— И где взять?

Но гордая подруга Волче не удостоила ответом, а решительно направилась к двери. Постояла еще немного и шагнула вперёд.

— Матушка, ты ли?

Опешив от того, как далеко заплутало сознание охотника, я кивнула:

— Я, ...сынок.

— Спать хочу, а не спится, гнёт спину, руки выворачивает, угомони матушка, упокой. Укачай, матушка, как бывало, спой.

В голове внезапно возникли слова колыбельной, что, как мне помнилось, пела мама:

{Баю-баюшки-баю,

Не ложися на краю -

Придёт серенький волчок

И укусит за бочок.

Он укусит за бочок

И утянет во лесок.

За пень, за колоду,

Под белу березу.

Станет ямочку копать,

Дитяточку засыпать,

Тамо чащи темны

Тамо звери злы

Тамо волки воЮт,

Малым спать не дают.}

Конечно, Волче забылся не от хриплого пения. Температура росла, влажное тяжелое тело вдавливало меня в угол, и я уже с нетерпением ждала возвращения Малуши, которая все не шла.

Как же Лешак допустил, или в порядке вещей такое отношение к раненым? Умрёт так умрёт?

Наконец скрипнула дверь, и торопливые шаги подруги охотника сначала замерли у печки, а потом направились к топчану.

Из кожаной баклаги Малуша выливала в кружку странную жидкость, на воду совсем не похожую.

— Это что?

— Живая вода. Подсоби, держи-ка.

Вдвоем мы напоили Волче, который вообще перестал реагировать на происходящее, Малуша обтерла лицо жениха влажной тряпкой и глубоко вздохнула, приложив мокрую ладонь к собственному лбу.

— Она же ведунья или как там вы ее называете. Почему помощи не попросили?

— Не то не просили! — девушка нахмурилась и заправила за ухо выбившуюся из косы прядь. — Не чета нам боярыня — бела лебедь, мужнина жена, богатырка. Не ровня чёрной траве.

— Ну да, характер у Моревны не мёд, — я вдруг учуяла тот самый запах, о котором Марья говорила за давешним завтраком — от Малуши и вправду несло псиной, — а чего она злая такая?

— Того не ведаю, — усмехнулась девушка, — должно по за мужем скучает. Все очи проглядела, дожидаючи.

— А муж у неё кто?

— Знамо кто — Иван, княжий сын. Как уехал сестёр навещать по осени, так и не возвернулся ещё. Только весточки шлёт.

— М-да, если вместо горячего молодого мужа под боком леший да волки, не то что злой станешь — в Бабу Ягу превратишься.

— Угомонился, — Малуша укрыла Волче по самый подбородок и выразительно посмотрела на меня. — Лешаку не сказывай.

— Ладно.

Пришлось вылезать из угла и укладывать больного на подушку.

Лешак вернулся в сумерках, с порога крикнув Малуше:

— Поди разбери! Зайцев принёс, — с улыбкой обратился он уже ко мне. — Будет похлебка нонче. Печку-то смотрела?

— Нормально всё с печкой. А Моревна где?

— Где ж ей быть, — туманно ответил Лешак, — где и была.

Потом я резала большим ножом чуть подвядшую репу, а Малуша рубила на куски потрошённую тушу зайца. Лашак же отмерял какие-то корешки и травки, которые отправились в горшок вслед за остальными ингредиентами. Через полчаса по дому распространился невыносимо аппетитный запах.

Судя по тому, как крепко спал Волче, ему значительно полегчало, однако будить его не стали, сели за стол втроем.

— А Моревна есть будет? — невинный вопрос вызвал напряжение у Лешака.

— Ты пошто пытаешь про Марьюшку? — не глядя мне в глаза, спросил он, — али Мстиславу донести желаешь.

— И ничего не желаю, — я вытащила изо рта тоненькую косточку, — Хотя знаешь, спрашивал он про Моревну вашу. Только я ему ему сказала, что на улице встретила её, мимоходом.

Но старик ничего не ответил, лишь сосредоточенно жевал.

Потянувшись за кружкой, я подняла глаза и чуть не подавилась тушеной зайчатиной: у стены, высоко подняв руки и расставив широко ноги, висел в воздухе очень худой мужчина, больше похожий на обтянутый кожей скелет. Почти провалившись в темные глазницы, горели огнём страшные нечеловеческие очи.

— Девица, подай водички, — громким шёпотом обратился он к мне.

Глава 12. Кликуша

— Мамочки, — сползла я со скамьи и попятилась к печке, вытянув в сторону скелета руку. — Дядька Лешак, это кто вообще? А?

Вскочивший тут же старик подбежал ко мне и стал всматриваться в лицо, пытаясь что-то рассмотреть или понять:

— Увидала, девонька?

— Издеваетесь? Да вон же он висит! Вон, у стены, вы не видите что ли?

— Вона! Висит? — усмехнулась Малуша.

— Вы что, совсем не видите?

— Блазнится тебе, пустое, — девушка с хрустом разгрызла хрящик, — не пугай, не из пужливых.

Очень аккуратно, словно опасаясь чего-то, Лешак приобнял меня за плечи и наклонился к уху:

— Дочка, что там?

Не спуская глаз с висящего человека, я описала его старику.

— Пить просит, дядька, жалобно так просит.

— А ты не давай, не давай, ни к чему оно. Попытай у него, чего явился. Ну-ка то, спытай!

— Эй, ты! — огненные глаза смотрели в пол, но едва я окликнула доходягу, как он тут же зашевелился. — Ты зачем мне явился? Почему никто больше тебя не видит?

— Встретимся мы вскорости, девица, встретимся. Водицы бы испить…

Я стояла перед пустой бревенчатой стеной и не могла поверить сама себе — человек исчезал, растворялся в воздухе. Последними пропали горящие диким огнём глаза.

— Нету его, дядька Лешак! Не вижу больше! Обещал встречу. — и тут воспоминание о странном сне заставило вцепиться в руки старика мертвой хваткой. — Не пущу, пока не расскажешь всё. Сон я видела с Марьей и птицами. Она просила пить не давать. Это ему что ли?

Не нужно было обладать сверхспособностями, чтобы увидеть страх в глазах Лешака. Страх и недоверие.

— Не ведаю, дочка, не ведаю!

— Возвращайся к Мстиславу, пришлая. Там твое место! — вот только Малушиного сарказма мне сейчас и не хватало.

— Сама решу, с кем и где жить, поняла, волчица? — это слово вырвалось само собой, но уже в следующую секунду я чуть не упала. И рухнула бы на пол, если бы старик не удержал.

Перекрывая окружающую меня обстановку, перед глазами появилось второе полупрозрачное изображение. Это была покрытая снегом лесная дорога,