- Ах ты, шалава распутная! - оглашает она квартиру почти боевым кличем. - Ты что же здесь делаешь, бесстыжие твои глаза? - набрасывается она с кулаками на опешившую Галину. - Уже и постель она стелет, тварь. Жена не успела за порог. А ну вымётывайся отсюда!

И она не шутит. Хватает соседку за волосы и под её возмущенный визг тянет к двери.

- А ты кто такая? - вырастает на её пути жующая сырник и прибежавшая на шум Мышка. - А ну-ка тоже собирай свои манатки и на выход.

- Но я по работе, - подхватывает Елизавета на лету брошенную в неё куртку, даже не её - Викину, но Алла Константиновна, руководимая праведным гневом, не видит преград.

- Видали мы таких работниц! Понаехали! Давай, давай, - выталкивает она в дверь вопящую Галину.

И возвращается-таки за Мышью. И её выталкивает из квартиры тоже.

- Ай-яй-яй, приличный человек! Жена за него беспокоится, думает, больной, - качает она головой, прежде чем захлопнуть двери. - А он устроил тут. Тьху!

В полном шоке я слушаю, как они все вместе ещё переругиваются перед дверью. И вдруг замолкают.

- Что здесь происходит? - слышу я Викин голос.

Ну, вот и устроил жене сюрприз. И смех истерический, безудержный душит меня в ожидании, когда откроется дверь.

18. Виктория

Они молчат, а потом начинают говорить все сразу: Алла Константиновна, Галя с третьего этажа и незнакомая пухленькая девушка почему-то с откушенным сырником в руке.

- Я просто помочь, - визжит громче всех Галя.

- Сделала всё, как ты просила, а оно вон что, - кипятится Алла Константиновна.

- Принесла документы, - гневно жуёт девушка.

И мне ничего не остаётся, как только открыть дверь и спросить, что вообще происходит, у Алекса.

Но прямо от входа мне открывается такой вид, что я разом забываю про всё. По центру комнаты изголовьем к стене стоит новая двуспальная кровать. А Алекс сидит на стуле и вытирает слёзы, явно от смеха.

- Что за...? - бросаю я сумку и иду к этому титаническому сооружению. Оно матово поблёскивает тёмной отделкой, пахнет кожей и деревом и выглядит как инопланетный объект в этой давно не видевшей ремонта квартире.

- Надеюсь, здесь тебе не будет тесно, - у Алекса такой невинный вид - обнять и плакать. Но это не ко мне, потому что моей старой кроватки и след простыл.

Разгоняю всю эту гоп-компанию, выслушав по отдельности каждую даму, благодарю и выпроваживаю лично, извиняясь за недоразумение.

- Где моя кровать? - вырастаю на пороге комнаты, уперев руки в бока.

- Иди ко мне, - Алекс со вздохом облегчения ложится на новенький матрас и похлопывает по нему рукой, приглашая меня занять горизонтальную позицию рядом. - Зачем она тебе?

- Не зачем, а почему ты выкинул её без моего разрешения, - кипит во мне праведный гнев. - В конце концов, я провела на ней лучшие годы своей жизни. И ты не имел права распоряжаться моими вещами не посоветовавшись.

Очень бы хотелось добавить для убедительности, что потеряла на ней девственность, но, увы, мы оба знаем, что это не так.

- Вик, - повторяет он свой приглашающий жест, и вид у него скорее плутоватый, чем виноватый, поэтому неохотно, но всё же соглашаюсь. Вытягиваю уставшие за день ноги. Чёрт, а хорошо! И матрас такой приятный - слегка подпрыгиваю - в меру упругий, в меру мягкий. Алекс сжимает мою руку. - Прости. Такая была суета, а я просто не подумал, что эта ветошь тебе действительно дорога. Но ты только скажи, - поворачивается он на бок и морщится от боли. - Я принесу её обратно. Вот прямо сейчас спущусь на помойку и принесу.

- Лежи уже, принесёт он, - вздыхаю всепрощающе.

- Сама принесёшь? - удивляется он, получает от меня лёгкий тычок и, шутливо застонав, падает лицом в подушку.

- Где вот мы возьмём теперь такие простыни? - сокрушённо качаю головой, глядя как на этом стёганном плацдарме куце выглядит мой скромный полутороспальный комплектик.

- Купим, конечно. Такие мелочи, - накрывает меня сверху его тяжёлая рука. - Не хочу больше спать без тебя.

- Ты сумасшедший, Алекс, - вздыхаю и не знаю похвалить его уже или ещё поругать. Но, наверно, и не надо никаких слов. Просто обнимаю его покрепче.

- Купила презервативы? - нарушает он тишину.

- Они нам больше не нужны, - утыкаюсь носом в мягкую вязку пуловера. И начинаю волноваться: а вдруг он уже передумал, вдруг он больше не хочет детей.

- Как же я рад это слышать, - шумно выдыхает он, и волосы шевелятся от его горячего дыхания, когда он прижимает меня к себе двумя руками.

- Алекс, - набираю я воздуха в грудь, задираю голову и натыкаюсь на его тревожный внимательный взгляд, словно он ждёт плохих новостей от меня, опять какого-то подвоха. - Я беременна.

Наверно, эта пауза длится вечно. Когда брови его уползают по лбу вверх от удивления, потом на его мужественном лице появляется сомнение, потом осознание и, наконец, растерянность.

- Но...

- Третий месяц, Алекс.

- Третий месяц?! О, господи, - прижимает он меня к себе, перекатывается на спину. Я слышу, как колотится его сердце, как судорожно вздымается грудь. - Господи боже! Третий месяц! Я стану отцом! А-а-а-а-а! Спасибо!

Он отпускает руки, чтобы поднять их вверх, а потом стискивает меня в объятиях снова.

- Спасибо, родная моя! Спасибо, счастье моё! За всё! О, мой бог! - откидывается он и по привычке поправляет пятернёй волосы, как обычно делает в минуты сильного волнения, садится, не находя себе места. - Мальчик или девочка?

Я сажусь рядом с ним и пожимаю плечами.

- Я только записалась к врачу. Но ещё рано.

- Вот это новость, - обхватывает он меня за плечи, раскачивает как маятник. - Я уже говорил, что люблю тебя?

- А должен был?

- Нет. Но если вдруг забыл сказать, знай: я всё ещё люблю тебя. Я так сильно тебя люблю!

Он зарывается лицом в мои волосы. Я обнимаю его за шею. И мы так и сидим, ничего больше не говоря. Потому что нам точно больше не надо слов.

В этом жестоком, враждебном и изменчивом мире мы нашли друг друга.

Нашли, чтобы больше никогда не расставаться.

Чтобы преодолеть всё, что выпадет на нашу долю.

Поверить, что любовь существует, и никогда её не предавать.

19. Алекс

- А тебе точно можно столько секса? - откатываюсь к краю кровати, тяжело дыша.

- Не знаю, - смеётся Вика. - Но очень хочется. Ты устал? Ещё же день!

- Я?! Нет. Вообще не устал. Если что, я здесь, - поднимаю руку и хоть лежу мордой в подушку, знаю, что она на меня смотрит.