у меня выработался один конкретный тип поведения, который в дальнейшем стал применяться во всех подобных ситуациях.

Кстати, как мне думается, подобную неопределённость в собственном поведении в таких случаях может наблюдать каждый. Мне доводилось фиксировать это ни один раз у моих друзей, когда они меня с кем-то знакомили.

Дальше на каком-то из этапов общения с людьми я стал замечать, что наши с собеседником позы оказываются идентичны. Обратил внимание, что локти одинаково упираются в стол; потом поза меняется, и уже ноги у обоих располагаются одинаково, и т. д. Мне стало любопытно, кто же кого копирует, а кто ведёт себя естественно?

В итоге удалось заметить, что сначала мои собеседники меняли позу, а затем уже мои руки-ноги сами повторяли их действия.

Конечно, было понятно, что такое копирование происходит из стремления лучшим образом подстроиться.

Это только позже я узнал, что на различных тренингах личностного роста людей специально обучают тому, как нужно подстраиваться под позу собеседника, чтобы установить наиболее качественный контакт — часто это явление называют отзеркаливанием. Как показывают исследования, люди действительно склонны копировать друг друга в ходе общения: мы принимаем схожие позы, одинаково скрещиваем руки или ноги, теребим волосы, трём носы, пока общаемся (Cappella, Panalp, 1981). Но копируем мы не всех собеседников без разбора, а только симпатичных нам. А главное же, что данное копирование действительно сближает людей, способно усиливать их взаимную симпатию (van Baaren ., 2009). В итоге возникает сложная симфония, когда один копирует другого, а тот, другой, в свою очередь, копирует того первого, и всё это усиливает качество их взаимодействия и взаимопонимания.

Но по своей сути отзеркаливание более примитивно, нежели тот тип подстройки, который я описал выше. Если при отзеркаливании происходит всего лишь банальное копирование поз и движений человека, чтобы он воспринимал тебя как своё продолжение, то в первой подстройке нужный тип поведения вырабатывается на основе считывания неощутимых реакций собеседника и в итоге может оказаться так, что выработанное поведение в корне отличается от собственного поведения собеседника, но всё же приходится ему очень по душе (сколько же девушек удалось так к себе расположить, мама, не горюй).

Однажды я задался вопросом : если каждый раз я подстраиваю себя под типаж того или иного человека, то каков же я в общении на самом деле

И нравится ли мне всё это?

Порывшись в себе, пришёл к выводу, что для определения того, каков я на самом деле в общении, нужно исходить из того, каким мне нравится в общении быть.

Вести себя каждый раз по-разному мне не нравилось, это точно. Просто в той конкретной ситуации данное поведение было наиболее оптимальным с точки зрения расположения человека к себе, и всё. А моё любимое самоощущение — это когда я спокоен, у меня плавные размеренные движения, я не испытываю потребности говорить много и громко и постоянно смеяться. Когда я улыбаюсь не столько губами, сколько глазами. А на душе так спокойно-спокойно… Вот в те моменты я чувствую себя в своей тарелке, очень уютно.

В общем, этакий спокойный и добрый. Собственно, потому я обычно повторно не встречался с теми женщинами, в общении с которыми мне "приходилось" быть грубоватым, пошловатым или же, наоборот, улыбающимся во всё лицо, постоянно шутящим и имеющим наивные детские глаза. С такими женщинами я старался больше не встречаться, потому что понимал, что им нужен совершенно другой человек, с другим типом поведения. И когда я встраивался в шкуру этого человека, то ощущал себя неуютно.

Я не хотел быть таким. Я хотел чувствовать себя спокойным, неразговорчивым и добрым. Всего-то.

Поэтому неудивительно, что больше всех мне нравились те женщины, с которыми я мог ощущать себя именно таким. Только с ними моё желаемое самоощущение совпадало с действительным. И с ними мне было чрезвычайно уютно.

В общем, надо выбирать не столько того, кто тебе нравится, сколько того, рядом с кем ты нравишься сам себе.

По ходу жизни неимоверное множество вещей мы выполняем, совершенно не задумываясь, просто «на автомате», хотя когда-то нам приходилось учиться всё это проделывать. Со временем же контроль над обретёнными навыками переходит из сферы сознания к бессознательному.

Вот попробуйте сейчас встать на четвереньки. Давайте, давайте, попробуйте. Встали?

Теперь ползите. Именно, просто ползите…

Поползайте по комнате. Взад-вперёд, туда-сюда. Посмотрите, где у вас пыльно.

Так, а теперь поднимитесь.

Всё?

Ну а сейчас попробуйте описать словами, объяснить всю последовательность действий, которую пришлось совершать, чтобы ползти.

Как вы двигали своими конечностями, как их переставляли? В каком порядке?

Это будет реально трудно. Много труднее, чем просто непосредственно ползти.

Пейперт проделывал такой опыт с детьми разных возрастов (Пиаже, 1996). В результате, чем младше ребёнок, тем хуже данное им описание собственного же поползновения. Некоторые даже принимались утверждать, что сначала продвигают вперёд обе руки, а затем подтягивают обе ноги. Только лишь среди детей 10–11 лет уже две трети из них способны описать все свои движения более-менее правильно.

Когда Пейперт на одном из симпозиумов попросил проделать всё то же самое, но уже совершенно взрослых собравшихся (по залу кучками ползали физики, психологи, логики и математики), выяснилось, что даже и они далеко не все способны верно описать порядок только что совершённых ими же действий.

Тот факт, что благодаря неосознаваемым мыслительным операциям наше тело может жить в известной степени "самостоятельной жизнью", показывается и в ряде других экспериментов. К примеру, в сложном исследовании, где испытуемые должны были на беговой дорожке со спонтанно регулируемым сопротивлением сообщать о моменте этой смены, было показано, что сначала тело испытуемых меняло специфику своей активности вслед за изменением в сопротивлении дорожки, и только потом уже сам человек осознавал произошедшие перемены. То есть тело реагировало на меняющуюся ситуацию довольно самостоятельно, без осознания индивида (Varraine, et al., 2002).

Когда мы тянемся к какому-либо предмету, пальцы руки автоматически раскрываются на необходимую для его захвата ширину, но если рядом лежат два предмета разной величины (яблоко и вишня), и мы тянемся к маленькому, то пальцы раздвигаются чуть больше, чем обычно требуется для захвата именно этого предмета (Castiello, 2005). Нейробиолог Крис Фрит подчёркивает, что в данном случае "действие, требуемое, чтобы взять вишню, попадает под влияние действия, требуемого, чтобы взять яблоко. Такое влияние возможного действия на совершаемое показывает, что мозг одновременно параллельно заготавливает программы для всех этих действий" (Фрит, 2010. С. 156).

Очень многие автоматизмы, которые мы десятками совершаем каждый день, являются наглядным примером того, как самые сложные системы действий могут