Владислав Григорьевич отчетливо видел, при какой ситуации положение спецназа может обернуться против него же. Это произойдет только тогда, когда бандиты прорвутся к стене, перегораживающей ущелье, и начнут через нее перебираться. Тогда под удар попадет все первое отделение взвода. Но и в этом случае все будет не так просто и безрадостно. Первому отделению есть кому помочь. С двух сторон с верхних позиций бандитам в спину будут стрелять бойцы двух других отделений взвода. И само первое отделение отступить не захочет, постарается не пропустить бандитов через стену.

Первая атака бандитов, понимал старший лейтенант, будет предельно мощной и упорной, но при грамотной защите и упорстве и она обречена на провал. Уже потому обречена, что бандиты ждут сопротивления только одного отделения, а сила спецназа будет утроена. Это станет для них неприятной неожиданностью. Особенно неожиданным будет кинжальный расстрел сверху, которому бандиты ничего не смогут противопоставить. Но уже в следующей атаке они уделят верхней позиции особое внимание. Это было понятно.

Пока же оставалось только ждать первой атаки. Но в преддверии ее командир взвода решил пойти на хитрость и позвал на правый фланг ко второму отделению все третье отделение. Позиция стала тесной, тем не менее создавалась очень высокая плотность огня, способная сбить, пожалуй, даже закованную в булатные латы рыцарскую конницу…

Пожалуй, Хамид аль-Таки переусердствовал в своем послаблении моджахедам. Да, командир отряда разрешил им «покурить» перед боем, чтобы успокоить нервы. Аль-Таки даже передал разрешение на другой фланг, который готовился наступать одновременно с основными силами. Но разрешение «покурить» и «обкуриться» – это разные вещи. Когда эмир аль-Мурари поднял свою часть отряда на бросок к тупиковому ущелью, он с беспокойством всматривался в ничего не понимающие глаза многих моджахедов.

– У меня складывается такое впечатление, – сказал эмир своему новому помощнику, который постоянно держался рядом, – что они не понимают, куда надо идти и что делать. У них глаза сумасшедшие.

– Это не страшно, эмир, это не страшно. – Хамид аль-Таки в ответ почему-то зашипел. – Зато они в бой пойдут без сомнения. И никакого жребия бросать не понадобится. Они пойдут грудью на танки, если ты их пошлешь. Они в тебя верят, как… как… как Субхи…

– Посмотрим, что из этого получится.

Что-то получилось, несомненно. Моджахеды даже команды выполняли, хотя и слегка замедленно. Но когда начался обстрел, они не залегали после каждого выстрела из гранатомета или после разрыва гранаты. Хорошо еще, что не наступали на упавших от поразивших их осколков, а просто переступали и шли дальше.

– Снайперов найди, – потребовал эмир от Хамида аль-Таки. – Пусть их гранатометчиков снимут. У гранатомета и СВД одинаковая дистанция для стрельбы. Хорошо, подлецы, гранаты кладут. Как мяч рукой в корзину бросают…

Хамид засеменил своими мелкими шажками, но ноги он, в самом деле, переставлять быстро умел. И так же быстро вернулся.

– Оба снайпера убиты. Снайпер спецназовцев стреляет. Тебе, эмир, лучше перейти на заднюю линию. Он тебя наверняка видел, когда ты с их эмиром встречался, а сейчас ищет прицелом.

Совет был здравый. Такие же советы обычно давал Субхи. Хоть в чем-то Хамид мог заменить пехлевана. В чем-то, но не во всем. У Хамида не было главного. Не было взгляда преданной и любящей хозяина собаки, готовой пойти на смерть, но хозяина спасти. Хамид, как обычно при разговоре, смотрел себе под ноги и потому стать полноценной заменой Субхи не мог. Но совет тем не менее был правильным. Аслан аль-Мурари не просто эмир и командир, он еще знает то, что следует отряду делать в дальнейшем. Он знает планы, которые разрабатывал Камаль Суфатан. И в этом его заменить никто не может. Командира заменить в бою несложно, но заменить знающего систему управленца, организатора – в отряде пока никто не в состоянии. И потому аль-Мурари обязан себя беречь, если хочет выполнить поставленную перед отрядом задачу.

Потери были слишком большие, несмотря на то что отряд рассыпался широкой цепью. Где-то аль-Мурари слышал, что американская армия отказывается идти в бой, если потери составляют больше одного человека на сотню бойцов. Такая норма у них установлена. Посмотрели бы самодовольные американцы, как приходится воевать бойцам «Аль-Каиды». По прикидкам эмира, только во время стремительного передвижения к устью ущелья до того момента, как отряд получил возможность использовать автоматы, лежать за их спинами осталось человек пятнадцать. Наверняка и с противоположной стороны ущелья наблюдается такая же картина. А уж раненых аль-Мурари старался и не считать. Мелкие и легкие осколки противопехотных сорокамиллиметровых гранат от РПГ-7 прорывали одежду и застревали в теле, не всех убивая, но многих частично лишая боеспособности. И прав, наверное, был Хамид аль-Таки. Моджахеды шли вперед, не обращая внимания на обстрел. Шли быстро, почти бежали и даже усталости не выказывали. Они рвались в бой, рвались уничтожить спецназовцев, вставших на их пути к другой жизни. А жизнь после возвращения обещает стать другой. Для каждого из моджахедов и для их эмира. Солнце другой, будущей, жизни светило сквозь облака, словно освещая путь.

– Слишком большие потери… – пожаловался эмир, когда Хамид в следующий раз оказался рядом. – Я на такие потери не рассчитывал. Надо было развернуть миномет и сначала обстрелять устье этого проклятого ущелья, а потом уже идти.

– Ничего страшного, – успокоил его Хамид. – Чем меньше людей останется, тем больше оставшиеся заработают. Главное, с заданием справиться… А забота эмира, как я ее понимаю, какая? Чтобы его люди были довольны. Когда они заработают больше, чем рассчитывали, они будут довольны и благодарить тебя будут. Или я не прав?

– Я думаю, что ты не прав.

– В чем? Наверное, мой ум не так устроен, чтобы понимать замыслы эмира. Это не каждому дано. Тебе вот дано, а мне – нет…

Было что-то в словах Хамида аль-Таки нехорошее, вкрадчивое и даже гадкое. По крайней мере, неприятное настолько, что продолжать с ним беседу не хотелось. И поэтому эмир ответил коротко:

– Древние мудрецы говорили, что если Аллах не дает человеку денег, но дает ему жизнь, то сами деньги жизни дать никому не смогут.

– По моему мнению, это только красивые слова, которые, по сути, являются большой глупостью. Хотя я могу и ошибаться. И кто эту глупость сказал?

Чтобы поставить на место своего слишком говорливого помощника, Аслан аль-Мурари понизил голос до шепота:

– Только никому не повторяй больше своих слов, иначе я лишусь еще одного помощника. А найти хорошего помощника сейчас трудно. Эти слова принадлежат аль-Ваххабу[17].