Вообще-то шариат запрещает хоронить человека в одежде. Для похорон делают кафан[11]. Для мужчин – из трех частей, для женщин из пяти. Но где в полевых боевых условиях найти ткань для кафана! Покойников просто завернули в одеяла и уложили на тобут[12], сделанный здесь же. Перед этим все тот же аль-Таки прочитал джаназу – погребальную молитву.

Примерно на этом аль-Мурари как-то выключился сознанием из происходящего, полностью углубившись в свои мысли. Он хорошо знал, что сабр[13]у мусульман считается огромной добродетелью, и старался терпеливо переносить пришедшее к нему расставание с человеком, которого, наверное, можно было бы считать даже другом. У эмира никогда не было друзей, но иметь их хотелось всегда. Его, честно говоря, слегка тяготило то, что он эмир в своем отряде, а не простой моджахед. Ответственность, необходимость принимать решения и отсутствие друзей – это все то, из чего и состоит эмир. Власть? Разве он когда-то стремился к власти? Это здешние жители, выходцы с Кавказа, всегда рвутся к власти и дерутся за власть. Даже тогда, когда их только двое, кто-то из них должен иметь власть над другим. У арабов нет внутренней тяги к власти. Может быть, потому когда-то мамлюки и захватили власть в Египте, создали свое государство и свою династию и правили самой крупной страной Востока почти три века. Мамлюки в основном состояли из выходцев с Северного Кавказа и из кыпчакских степей. Знаменитый выходец с Кавказа султан Бейбарс успешно бил сильную конницу крестоносцев, а до него выходец из половецких степей султан Кутуз уничтожил монгольскую армию, вторгшуюся в Сирию. Но кавказская династия свергла половецкую династию и сама пришла к власти.

В отряде у аль-Мурари было немало кавказцев. Сначала они тоже старались быть независимыми, пытались даже диктовать свои условия. Четверых пришлось расстрелять еще в Сирии. Потом троих несколькими ударами «обломал» Субхи. Но перед отправкой отряда на Северный Кавказ, даже не спрашивая согласия эмира, его ряды были пополнены «Аль-Каидой» за счет кавказцев из разных республик. И теперь, не имея рядом такого верного и преданного человека, как Субхи, нужно быть предельно осторожным. Но вместо Субхи все равно кого-то следует к себе приблизить. Субхи обладал богатырской силой и потому имел авторитет. Кто еще имеет авторитет в отряде? Наверное, Хамид аль-Таки. Он, конечно, не пышет здоровьем, зато очень коварен и не стесняется ударить человека со спины. Его многие опасаются, никто не желает ссориться с аль-Таки.

Эмир Аслан аль-Мурари представил себе предполагаемого нового помощника. Его прищуренные глаза, его привычку с легкой улыбкой выслушивать все, что ему говорят, и смотреть при этом себе под ноги. И невольно вспомнился открытый, доверчивый к каждому слову эмира взгляд Субхи. И опять от этого воспоминания стало больно и грустно…

Хамид аль-Таки словно сам почувствовал, кем хочет заменить эмир погибшего Субхи, и после похорон подошел к аль-Мурари:

– Можно дать деловой совет, эмир?

– Попробуй.

– Нам предстоит идти в лобовую атаку?

– Да. Нам приказали во что бы то ни стало уничтожить спецназ и добраться до «схрона».

– Разреши моджахедам «покурить» перед боем. Они и так курят, но втайне от тебя и от других, маленькими группками. «Травки» у них в запасе много. После этого они будут храбрее втрое. Поверь моему опыту. По крайней мере, никто не повернет назад и не побежит. Разреши…

– Передай им мое разрешение. Я разрешаю…

Первым встретил парламентеров младший сержант Лохматый.

– Я не стал стрелять, товарищ старший лейтенант. Мы с вами такой поворот событий не рассматривали, и я не знал, как будет правильно. Вообще-то я его на мушке держал, думал, что выстрелить всегда успею.

– Какой поворот? – не поняв снайпера, спросил Старицын, остановившись.

– А вы не видели?

– У меня на затылке глаз почему-то нет. Недоукомплектован, к сожалению, природой. И мы, как ты видел, не оборачивались.

– Этот, который живым остался… Вытащил пистолет-пулемет «Скорпион», взял двумя руками, как пистолет в кино держат, и все думал, стрелять в вас или не стрелять, словно ждал, что вы обернетесь, чтобы напугать. А вы так хорошо пошли, что не мешали мне в него прицелиться. Если бы он свой ствол только в вашу сторону повернул, я бы сразу выстрелил. Но он не повернул. Я правильно сделал, товарищ старший лейтенант? Или надо было стрелять?

– Правильно, Денис, правильно. Если бы ты его подстрелил, мы, возможно, многое потеряли бы. А так сумели этому эмиру внушить уважение. И это скажется на его дальнейших действиях. Все хорошо.

Солдаты ждали вестей.

– Что там со связью? – спросил младший сержант Вацземниекс.

Владислав Григорьевич понял, что младший сержант мало интересуется самой связью, просто таким образом напоминает, что неплохо было бы командиру взвода вернуть хозяину дорогой смартфон, и, конечно, сразу вернул. Все равно связи пока не предвиделось.

– Я, кстати, сказал бандитам, что у меня спутниковая трубка. Они не знают диапазон и, видимо, не могут блокировать. Хотя, кажется, тоже не до конца поверили. Пытались проверить, я не позволил. Достаточно резко ответил. Но сотовую связь, думаю, они сами и блокируют. У меня лично такое впечатление сложилось…

– А что им вообще-то от нас нужно? – спросил Вацземниекс. – У них что, какие-то предложения были? На обед к нам хотели попасть? Так уже все съедено…

– Им нужно только одно – чтобы мы освободили ущелье. Говорят, что гарантируют нам свободное бегство. Просто по природной своей доброте и склонности к милосердию, в которое, не знаю уж, кто может когда-нибудь поверить. То есть бандиты хотят уверить нас в своем неслыханном человеколюбии. Может, кто-то про такое и слышал, я же слышал только прямо противоположное. Иначе их звали бы монахами, а не бандитами. При этом лично я вижу два варианта. При первом нас начнут уничтожать сразу, как только мы покинем укрепления…

– Это еще нужно суметь сделать, товарищ старший лейтенант, – возразил старший сержант Ломаченко, воодушевленный своей эффектной победой над физически более сильным противником и мысленно готовивший себя к новым схваткам.

– Они говорят, что их больше двухсот человек. Я допускаю, что преувеличивают свои силы. Хотя допускаю и то, что к ним присоединились новые звенья. Сколько мы их насчитали, когда они с двух сторон стояли?

– От ста шестидесяти до ста восьмидесяти, если считать и тех, что были справа, и тех, что слева, – сказал Ломаченко. – А по отдельности их считать и смысла нет.

– Могли еще подойти. Разница не велика. Есть возможность нас уничтожить, если мы из укрытия выйдем. И даже вполне вероятно, что им это удастся. Без укрытия против такого количества автоматов не устоять.