Оку и на середине плёса у него свело ногу, судорога поползла к паху. Он еле справился с паникой и потом долго брёл к лодочной переправе. И всё-таки решился переплыть обратно самостоятельно.

— Но это мелочи по сравнению с моим самым большим страхом, — сказал Сергей. — А вам, Юрий Иванович, давно страшно было?

— Не знаю. Давненько… — ответил старик и взял из костра головёшку, чтобы прикурить папиросу. — Мне тогда девятнадцать годков только стукнуло. О ту пору хотели меня выгнать из училища. Из Каспийского высшего военно-морского… — В голосе старика затвердела гордость.

— Юрий Иванович, за что?

— За неподчинение старшему по званию. Был дежурным на танцульках в Доме офицеров. Замначальника училища по строевой части капитан второго ранга Кабанов в пьяном виде отдал приказ, который мною не был выполнен. Кто-то опрокинул фикус. Кавторанг ко мне, да на «ты», отчитал при девчонках. Я снял повязку да ка-ак швырну ему под ноги.

— Сильно.

— Уж дальше некуда. Полный дурак. Отчисленным по дисциплинарной провинности время обучения в училище не засчитывалось в срок службы. Мне светило три года срочной в морских ПВО. На Каспии полно островов, на них меня как раз бы и сослали. Спасло то, что на следующий день я отбыл на практику на сторожевике. Мы вышли в море в самый шторм. Болтанка, все травят, а мне — чем хуже, тем лучше: я на отчисление намечен. Суда на полном ходу выдвигались на рейд — переждать. Шли цепью по фарватеру, в лоб волновому фронту. На нашем корабле в клюзе заклинило якорную цепь. Якорь бился о корпус. Молодой капитан решил, что покраску корабля следует беречь больше, чем людей. Отрядил баковую команду — трёх матросов — высвободить цепь. Волны перекатывались через нос корабля. Я входил в баковую команду вместе с Ковалёвым и Корниенко. Мы кинули жребий на спичках. Выпало Корниенке, и мы помогли ему обвязаться верёвкой: с кувалдой за поясом он должен был спуститься к клюзу и выбить звено цепи. Мы были в спасательных жилетах, стена волны лупила и рушилась, валила с ног. Борт проваливался в пропасть, к нему не подойти. Корниенко перекрестился и полез. Что он кричал, я не слышал. Что кричат от страха? Я махнул Ковалёву: «Подымай!» Волна вздыбилась над кораблём, обрушилась на рубку. Я видел, как взмыл Корниенко. Потерял сознание, но прежде увидел себя и Ковалёва со стороны, как мы летим над палубой. Ковалёва смыло. В такой шторм спасательные работы по «человеку за бортом» не проводят. Корниенку подняли. Он скончался на следующий день на соседней койке в госпитале. Медсестры говорили между собой: «Мешок с костями». Против капитана команда выставила бесполезный рапорт. А меня не отчислили, но списали по контузии.

— Эх, Юрий Иваныч, геройский вы человек, — вздохнул Сергей, они чокнулись и зажевали кусочками мочёного яблока. — Что же дальше?

— Дальше всё примерно с тем же успехом. С морем расстаться я не пожелал и отходил лето радистом по Каспию на транспортных судах, в дивизионе плавсредств ПВО. Это были самоходные баржи времён штурма Энзели. Двигатели на них допотопные, ещё не дизельные, двухтактные, одноцилиндровые, работали на сырой нефти. Часто глохли, и, чтобы запустить такой движок, нужно было свечу выкрутить и раскалить её паяльной лампой. А пока не запустишь — ты в открытом море терпишь бедствие. Потому что любое судно без хода в открытом море по определению обязано дать SOS.

Вдруг грянул бубенец. Сергей метнулся к донкам, подождал, когда дёрнет ещё раз, чтобы определиться, с какой именно подсекать, и скоро приволок к костру рыбину, которую держал, продев палец под жабры.

— Добрая, добрая рыбёшка, — довольно засветился Юрий Иванович. — Давай сматывай уже потихоньку…

— Да ладно, Юр Иваныч, клёв есть ещё… Вы рассказывайте. Я первый раз про такие движки слышу.

— Имей в виду, дореволюционное ещё изобретение. Примитивные движки внутреннего сгорания. Мы их называли «нефтянки». Но нет худа без добра. Зато я побывал на потайных островах. Когда-то Стенька Разин скрывался на них. Оставлял там пленников на верную смерть. Белогвардейцы потом последовали его примеру и в 1919 году высадили на один из островов пленных красноармейцев. Больше половины погибло. А кто выжил — сошёл с ума.

Я вырос на Каспии. Мальчишками мы мечтали пробраться на эти острова, чтобы найти клад Разина. Почти все они вулканического происхождения, малопригодные для жизни из-за выбросов сероводорода. Они населялись птицами и солдатами. Настоящие птичьи базары располагались на горячей грязи. На такой почве яйца высиживать не надо. Однажды шторм продержал нас неделю в плену на одном из островов. Над северной его половиной кружились локаторы. На другой я встретил скорпионов и джейранов, которых сюда завезли из Муганской степи в порядке эксперимента. Дальний край острова пучился грязевым вулканом, антилопы метались — прочь из-под наветренной стороны, откуда неслось сероводородное удушье. За неделю простоя вместе с зенитчиками я одиннадцать раз отсмотрел «Тарзана». Кинотеатр был устроен в землянке, потому что штормящий ветер рвал экран как парус.

Юрий Иванович придвинул к себе котелок и кивнул на бутылку. Сергей разлил, оторвал для старика кусок лаваша, взял и себе. Выпили.

— А ещё? Было вам когда-нибудь страшно так, что от страха хотел умереть?

Юрий Иванович задумался и помрачнел. Собрался что-то сказать, но спохватился. Потом произнёс:

— Сейчас. Сейчас страшно. Помирать боюсь. Вроде ясно всё. Понимаю. Пóжил. Чем дальше, тем хуже. А боюсь.

Губы у старика затряслись. Он хотел ещё черпнуть из котелка, но передумал, бросил ложку, отвернулся.

Лана вскинулась, ткнулась хозяину в плечо. Старик обрадовался, взял её за загривок, потрепал. Собака снова положила морду на лапы и прикрыла глаза. Одно ухо её было надорвано.

Сергей подложил в костёр ветку.

— Мне тоже сейчас страшно. Всё никак не могу от одного случая отделаться…

Юрий Иванович посмотрел на Сергея и сунул себе в рот кусок хлеба. Энергично пососал его, прежде чем начать жевать.

Сергей посмотрел на реку. Зеркальная темень стояла над ними. Он включил фонарик, и луч его, дробясь, размываясь кисеёй тумана, далеко-далеко выхватил на мгновение пятнышко противоположного берега — склонённую иву, заросли тальника, обрыв.

— Два года назад дюжина московских журналистов, большинство иностранцы, несколько русских, отправилась в Сибирь, — начал рассказ Сергей. — Летели три часа вертолётом от ближайшего аэропорта в нефтяной посёлок у полярного круга. Площадь Тюменской области в три раза превосходит площадь Франции. И во столько же раз плотность её населения меньше, чем в пустыне Сахара. Ни на одной карте нельзя найти этот посёлок. Советский строй охранял от шпионов стратегически важные объекты сырьевой