Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты хочешь сказать, Чарльз? Чем это могло мне грозить?
— Речь не об угрозе, Мэри.
— Тогда о чем? О приличиях? Неужто ты обо мне столь низкого мнения, что навязываешь мне какие-то условности?
— Я знаю, Айрленд — человек честный…
— Но не знаешь собственной сестры. В этом доме я существую словно во сне. Никакой настоящей, полнокровной жизни у меня здесь нет и в помине. Догадываешься ли ты, отчего я с таким нетерпением каждый вечер жду твоего прихода? Кроме тех случаев, разумеется, когда ты в стельку пьян.
Чарльз молчал.
— Кого я здесь вижу? С кем беседую? Чья благопристойность предписывает свести меня в могилу? Согласно какому обычаю я уже лежу в семейном склепе?
— Тише, Мэри. Ты разбудишь родителей.
— Их не разбудишь никогда! — еще громче воскликнула она. — Я здесь умираю.
— Ты что, всему свету намерена это сообщить? — Он взял ее за руку и потянул наверх, в ее спальню.
Мэри в изнеможении опустилась на кровать.
— Мистер Айрленд показывал мне свою последнюю находку, неизвестное стихотворение Барда. Я слушала. Вот и все. Потом он проводил меня до дому. У нашей двери мы расстались. Как ты сам говоришь, он человек честный. Я ему кое-что пообещала.
— Что именно?
— Что ты посодействуешь публикации его статьи.
— Ничего не понимаю. Какой еще статьи? — Бурный гнев и отчаяние сестры сбивали Чарльза с толку. В данных обстоятельствах, решил он, самое разумное — сохранять нейтральный, беспристрастный тон. — Начни-ка с начала, милая. Итак, чего же хочет Айрленд?
— Мистер Айрленд нашел короткое стихотворение Шекспира. Не более шести-семи строк Как я уже говорила, нынешней ночью он мне его прочитал. Но ведь это первое неизвестное стихотворение, обнаруженное за последние двести лет! И какое! Поразительное. И прекрасное.
— Я читал статейку его отца в «Джентльменз мэгэзин». Он там лишь упоминает неизвестного благодетеля. Сын рассказал тебе что-то еще?
— Абсолютно ничего.
Как легко слетела ложь с ее языка!
— Ошибки тут быть не может?
— Никакой.
Неожиданно ровный, твердый тон сестры удивил Чарльза. Ему захотелось укрепить ее в этой твердости.
— Чего же мистер Айрленд ждет от меня?
— Это великое открытие, и он, естественно, желает сам поведать о нем миру. Если он напишет статью, ты сможешь пристроить ее в журнал?
По правде говоря, Чарльз Лэм вовсе не жаждал водить компанию с Уильямом Айрлендом. Ну, кто он такой? Лавочник, торговец, которому судьба даровала редкую находку. Но это ведь не значит, что та же судьба наделила его фантазией и талантом сочинительства.
— Ты уверена, милая, что это будет разумно с моей стороны?
— А ты что предлагаешь? Открытие удивительное, необычайное…
— Вот именно. Следовательно, необходимо должным образом его описать, а подлинность подтвердить документально.
— Ясно. По-твоему, мистер Айрленд не владеет литературным слогом.
— Наверняка, конечно, сказать не могу, но можно ли ждать от него блестящего слога? Есть ли такая вероятность? По его собственному признанию, приличного образования он не получил. Растил его один лишь отец.
— А Шекспир получил приличное образование? Удивляюсь тебе, Чарльз.
— Он все же не Шекспир.
— Надо понимать, один ты владеешь даром сочинительства. Много о себе мнишь, Чарльз.
Мэри закусила губу и отвернулась. Она снова разгневалась.
Чарльз с опаской наблюдал за сестрой. Никогда прежде он не замечал у нее столь резких перемен настроения. Пожалуй, разумнее всего попытаться ее умиротворить.
— Прости меня, дорогая. Сейчас так поздно. Он, безусловно, не Шекспир, но вдруг он окажется вторым Лэмом? Я сделаю все возможное, чтобы ему помочь.
— Ты не против, Чарльз, если он придет к нам и расскажет, о чем собирается писать? Я была бы очень рада.
— Конечно, не против. Пусть приходит, когда ему удобно.
* * *
Получив коротенькую записку от Мэри, Уильям ближайшим же воскресным утром отправился на Лейстолл-стрит. Они втроем расположились в гостиной. В присутствии Чарльза Айрленд заметно нервничал и, декламируя стихотворение Шекспира, поглядывал на Мэри, ища поддержки.
— Весьма изящные стихи, — сказал Чарльз.
— Очень верно подмечено. Именно изящные, — с готовностью подхватил Уильям. — Позвольте я прочту вам, мистер Лэм, из моего собственного опуса? Я, правда, над ним еще работаю…
Мэри смотрела на мириады пылинок, танцующих в лучах весеннего солнца. Уильям достал из кармана пачку листков.
— Вступление я решил опустить. Можно начать in medias res?[72]
— Безусловно.
И Уильям Айрленд приступил к чтению:
«Еще одним бесспорным преимуществом Шекспира, в котором ему нет равных среди сочинителей, являлось его искусство описывать природу. Он настолько точно подбирал слова, что мы словно видим все своими глазами. Стиль его так ярок и своеобразен, что, прочитав любое предложение, безошибочно чувствуешь: это перо Шекспира».
Чарльз Лэм слушал внимательно и был немало удивлен выразительностью слога юного Айрленда. Далее автор перешел к описанию своей находки, выявляя в стихотворении черты сходства с уже известными и общепризнанными произведениями Шекспира. Завершалось эссе эффектной фразой: «Таким образом, признавая за Шекспиром высочайшее мастерство, по праву вызывающее наше восхищение, мы и в данном случае просто обязаны, вслед за Мильтоном, присудить ему титул „нашего сладкогласнейшего барда“».
Мэри восторженно захлопала в ладоши.
Чарльз, ожидавший услышать косноязычный лепет новичка, был поражен мастеровитостью Айрленда.
— Ваше эссе произвело на меня большое впечатление, — сказал он. — Я никак не…
— Не предполагали, что я на такое способен?
— Не был в этом уверен. Но написано очень гладко.
— Вздор, Чарльз, — вмешалась Мэри. — Мильтон в возрасте Уильяма уже сочинял оды.
— Я тоже сочиняю оды! — вскричал Айрленд и осекся. — Тем, что я умею, в большой мере я обязан именно вам, мистер Лэм. Ваши эссе в «Вестминстер уордз» вызывают у меня восхищение. Я никоим образом не смею утверждать, что перенял ваш стиль, но он оказал на меня сильное воздействие.
— Это большой комплимент, Чарльз. Поблагодари же Уильяма.
Чарльз протянул руку, Уильям схватил ее с подчеркнутой радостью.
— Стало быть, вы считаете, сэр, что этот опус можно предложить для печати?