Уловив в голосе Сереги командирские нотки, в мысляхуверенность в том, что весь мир ляжет у его ног, а Сашка с красивой рожейотдохнет в чулане, я повела себя как женщина с пониманием: проявляла к гостюуважение, вела себя скромно, отвечала, когда спрашивают, и вообще наперед нелезла. В целом атмосфера за столом царила дружеская, хотя Сашка здорово злился.Во-первых, я все больше поглядывала на его дружка, во-вторых, из-за длинных ногпоследнего, которые он с удобством расположил под столом, Сашке пришлосьоставить в покое мои колени.

В самый разгар нашей непринужденной беседы в баре появилсяДок, задал мне вопрос, мысленно, конечно, а я в ответ послала условный сигнал,проще сказать, поправила волосы, что на языке тайных жестов индейцев сиу инашем с Доком означает: сваливаем. Док подошел, поздоровался с мужчинами и,глядя на меня, сказал, пряча недовольство:

— Рад, что у тебя хорошее настроение…

— Ты был так увлечен игрой. Как успехи?

— Проигрался в пух и прах. Поехали домой, уже поздно.

— До свидания, — пропела я, поднимаясь, подхватилаДока за руку, он кивнул на прощание, и мы поплыли к двери.

— О, черт! — дружно выдохнули оба типа за столом.

— Хороший улов? — спросил Док, когда мы приехалико мне на квартиру. Время позднее, и он решил остаться здесь.

— Это Монах. Тот, что сидел напротив, с красивой рожей…

Док замер спиной ко мне и некоторое время собирался смыслями.

— И что теперь? — спросил он осторожно.

— Посмотрим, — пожала я плечами. Засадить в тюрьмуСашку — дело несложное, только мне с того радости никакой. Вообще сажать людейв тюрьму довольно глупое занятие: столько работы и беспокойства разным людям.Конечно, в отличие от Орлова я не считаю, что граждан следует развешивать нафонарях, в конце концов, это неэстетично, да и с точки зрения гигиены… Нет,кажется, я придумала кое-что поинтереснее.

Я еще немного поразмышляла: стоит ли видеть в неожиданнойвстрече с Монахом то самое указание свыше? Так и не придя к какому-либо выводу,махнула рукой и решила считать встречу знамением.

Док в тот вечер был молчалив, поглядывал на меня исподтишкаи думал. Конечно, влез на своего любимого конька, то есть месть. Заранее искалмне оправдания, точно я в них нуждалась. Он уже сообразил, что просто так я Сашкув тюрьму не отправлю, решу поразвлечься. Пялясь в потолок на диване, Док пришелк выводу, что это справедливо. Лично я в ту ночь еще ничего не решила, новстрече с Монахом радовалась: жизнь неожиданно наполнилась смыслом.

Утром я позвонила Орлову, после обеда он к нам заехал.Все-таки людей не поймешь: некоторое время назад он боялся, что наша совместнаядеятельность приобрела чересчур широкий размах, а теперь злился, что я незагружаю его работой, а если так, то похвалы от начальства не дождешься и мысльумереть в генералах становится проблематичной.

— У меня появилась идея, — обрадовала я его спорога. — Мне нужны кое-какие сведения. — Я перечислила какие, Орловчто-то там черкнул в своем блокноте, посмотрел на меня туманно и удалился,пообещав заехать к вечеру. Человек он добросовестный, к вечеру прибыл, и не спустыми руками.

Мы расположились в комнате за большим столом, я заносила набумагу то, что казалось мне наиболее важным, и при помощи Орлова пыталасьразобраться в бандитской иерархии. Вчера я была права: на социальной лестницеМонах стоял чуть ниже Сереги. Тот вообще был парень довольно серьезный, Орловобъяснил, что реально составить им конкуренцию мог некто Климов ОлегНиколаевич, или попросту Клим. С Серегой Геббельсом, а еще в большей степени сМонахом — у них давняя неприязнь.

Этот Клим появился на сцене чуть меньше четырех лет назад иповел себя чрезвычайно нахально. Набрал в свою команду психов и дебилов,которые, не раздумывая, делали все, что им прикажут. От азиатской жестокости, скоторой Клим расчищал себе место под солнцем, даже бывалые люди слегкаобалдели. Однако последнее время Клим остепенился, присмирел, большинстводебилов полегли в кровавых боях, искать новых он не стал, а окружил себяребятами, которые хорошо знали, как крепко держать в руках свой район безлишнего шума и пыли. Деятельность Клима приносила ему неплохой доход, и он, какводится, стал предпочитать стрельбе переговоры. С некоторой неохотой старшиетоварищи позволили ему наживать деньги, а он в свою очередь из лихого одинокоговолка стал полноправным членом городского криминального клуба. Налицо явныйпрогресс.

Однако старая вражда до сих пор не утихла, и Клим судовольствием освободил бы город от Монаха и его дружка Сереги, да вотнезадача: есть человек, с которым всем, кто рассчитывал обделывать в городесвои дела, приходилось считаться. Звали этого человека Петров ВладимирИванович, от роду ему было около шестидесяти, из них лет двадцать он сидел, а вбандитских спорах играл роль третейского судьи. Так вот, Сережка Геббельс поневедомой причине очень был симпатичен этому самому Петрову со смешной кличкойПапа.

Я слушала Орлова и диву давалась. По какому принципу братваживет и существует, было для меня загадкой, то есть принцип, конечно, ясен, нона фига им, к примеру, этот Папа? Какая от него польза Климу или тому жеМонаху? Может, они опасаются, что в противном случае вцепятся друг другу вгорло и жизнь станет чрезвычайно насыщенной, но недолгой?

Орлов что-то пытался объяснить мне, но сам в своих словах доконца уверен не был, а тут мне вовсе стало не до них, потому что он вдругсказал:

— У Монаха с Климом лютая вражда. Пару раз они едва неприкончили друг друга. — Тут он помедлил и добавил:

— В тот раз Монаха искал Клим. С тобой развлекались егоребята.

«Так отчего ж вы их тогда не арестовали?» — хотела спроситья, но только рукой махнула. Однако имя запомнила. Ладно, парни, я сама с вамиразберусь, по-своему.

— Сейчас они вроде помирились, потому что воеватьглупо, когда вокруг такое творится. — Что «такое», Орлов уточнять не стал,но и так было ясно. — Кстати, по имеющимся у меня сведениям, многолетняядружба Монаха с Геббельсом дала трещину, чего-то дружки не поделили.

Я ничего такого не заметила, поэтому словам Орлова значенияне придала, а вот Серегиной кличке в очередной раз подивилась.

— Господи, ну почему Геббельс?

— Так ведь похож… — обиделся Евгений Петрович.

Следующие три дня я просматривала свои записи, разглядывалапотолок и носа не высовывала из квартиры. Два вечера Док радовался моемудомоседству, на третий спросил:

— В чем дело?

— Ты имеешь в виду казино? — поинтересовалась я,хоть и так знала.