Но решил же не наседать, не давить, позволить ей адаптироваться. И даже тайно не приставить никого, потому как ясно было: Леся подобного не простит, если заметит. Не готова еще на уступки идти в вопросе своей воли и свободы.

— Хорошо, — тяжело, с усилием втянув в себя воздух, заставил чуть расслабиться свои руки. — Но помни о том, что я сказал ночью. Говоришь с ним и сюда возвращаешься… Или меня уже ничего не остановит, — глянул ей прямо в глаза, веско, серьезно. Дождался какого-то судорожного кивка. — Пошли, завтраком тебя накормлю. И помни, что ты в любой момент можешь позвонить мне. И я приеду максимально быстро. Запомнила, Леся? Звони!

Она вновь кивнула, уткнувшись в его грудь и прижав к себе эту дурацкую сорочку, как драгоценность какую-то. С чего бы? Хотела все-таки его ближе к себе ощущать, когда поедет с мужем все точки над «і» расставлять? Ладно, хоть так…

Провел рукой по волосам, вдруг задумавшись, что у Леси в ушах сережек не было, да и цепочек никаких, браслетов, там… Даже кольца обручального, которое точно видел на вечере съезда партии. Да и другие украшения тогда были.

Все сняла, когда к нему шла? Или тут тоже какие-то трения с Мартыновым? Ну не в плане кольца, это, скорее, ее осознанное решение, а остальные украшения?.. Мелькнула мысль, что надо ей новые подарить. Начиная всю жизнь заново, нечего из старой ей ничего брать, Коля все обеспечит!

Даже представить не могла, что уйти будет настолько сложно! Леся буквально принуждала себя двигаться, отрывала от Коли, как пластырь от свежей раны, с кровью и болью… И там, на месте этой отодранной повязки в районе ее сердца, будто огромная дыра осталась, ребра раскрошены…

Что это?.. Ведь влюблялась, были чувства и раньше… Но сейчас то, что она испытывала после этой ночи к Николаю Гончаренко… Что это? Некая одержимость? Ей словно его по венам пустили за эту ночь! Пересадили, как донорский костный мозг, который заменяет собственные клетки, и Коля словно расползался сейчас по ее организму с каждым ударом пульса, забираясь даже в душу.

Потому ли так чертовски сложно и больно смотреть сейчас в зеркало заднего вида, наблюдая, как все дальше уезжает от него, вышедшего проводить ее за ворота своего дома?

Хотя Лесе сегодня, вообще, казалось, что мужчина чувствует то, что разрывало ее изнутри, потому пытался докопаться, всматривался, спрашивал, уговаривал остаться. И какой же искус был уступить! Что это — малодушие перед тем, когда вся жизнь до основания может измениться? Или действительно нечто более глубокое, еще непонятое ею…

Леся не знала. Но правда в том, что, несмотря на всю невероятную, почти невыносимую тягу к этому мужчине, Николай Гончаренко ее пугал своей одержимостью. А Леся опасалась, что очень быстро это желание обеспечить любое ее желание может превратиться в тотальный контроль и опеку над каждым вдохом. Собственная же тяга к Коле не позволит ей даже сопротивляться толком подобному контролю, делая целиком зависимой от него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И осознание этого пугало довольно сильно, учитывая, что есть реальный шанс стать хозяйкой самой себе, о котором столько лет мечтала и за который ее мать жизнью заплатила.

Потому Леся, наверное, все же не остановилась, не выбежала из авто и не рванула к Коле; не прижалась к его груди и не рассказала все, что задумала… Хотя желание было, чего юлить. Но нет, вместо этого она надавила на газ.

И затормозила только отъехав на приличное расстояние от пригородного поселка, где у Николая дом был. Свернула в небольшой подлесок, вытащив из багажника рюкзак, снова заблокировалась в машине. Быстро перепрятала туда деньги, постоянно оглядывая местность через окна, переоделась в джинсы и майку, накинув поверх ту самую рубашку, которую до зуда захотела оставить себе, как память про невероятную ночь с Николаем.

И, отложив платье на соседнее сиденье, нашла файл, присланный Шустом.

Определив на картах точку геолокации, где он назначил встречу, она последний раз глубоко вдохнула, сжала пальцами так и оставшийся болтаться на шее кулончик-ежик, и вывернула назад, на трассу.

— Вещи, украшения, сумка с документами, ключи от машины там же, и телефон вот, — немного напряженно перечисляла она, ощущая внутри какой-то ледяной мандраж.

Шуст стоял перед ней, наблюдая за этим «отчетом» без каких-либо видимых эмоций на лице или в самой позе. И это заставляло Лесю нервничать еще больше. Она еще не встречала таких людей, и лучше бы больше и не встретила, вот правда. Перед ней как статуя возвышалась. И Леся не стала бы утверждать, чего хочет больше: чтобы этот человек проявил хоть какие-то эмоции, или чтобы продолжал стоять холодным мрамор. Он ее просто пугал до ощущения ледяных игл внутри.

Высокий такой…

И вот тут некий внутренний голос зловредно добавил, что ее Коля выше! Но Леся одернула себя. Никакой он не «ее». И все же, если сравнить, то Николай Гончаренко, определенно, выигрывал… Шуст казался чересчур массивным, он одним своим «стоянием», как напирал на всех вокруг.

Почему-то Лесе показалось, что этот человек неплохо спелся бы со Станиславом Гончаренко. Брат Коли ее тоже всегда немного настораживал, хоть и не общались напрямую ни разу. А вот сам Николай — нет, никогда…

Гадство! У нее сейчас куда важнее дело есть, чем о Гончаренко горевать! И стоило бы не забывать об этом.

Только вот дико, до трясущихся рук, в которых дергались все те самые вещи, что она передавала, хотелось сейчас отказаться от всего и вернуться назад… к Коле.

Впрочем, что-то ей подсказывало, что отмотать все никто уже не позволит. Этот Шуст не выглядел тем человеком, который нормально относится к смене своих решений. Он вообще человеком не выглядел… Но Леся уже отмечала это.

— Передай ему, — тем же ровным голосом велел ей Шуст, едва заметным жестом руки указав на своего помощника.

Совершенно неприметный, в отличие от босса, человек, тут же забрал это все у Леси из рук.

— Кулон, — Шуст махнул рукой на ее грудь, видно, цепочка выпала из-за ворота рубашки.

А Леся как-то судорожно дернула головой, вцепившись в кулончик-ежика дрожащими пальцами. Ужас бухнулся в груди, словно подумала, что силой отберут.

— Нет. Он новый… Я только вчера купила. Не видел еще никто. Как символ новой жизни, — дрогнувшим голосом озвучила на ходу придуманную причину.