— Да? — программист тут же влетел к ним, явно, не понимая, что происходит.

Но у Коли сейчас настолько в висках стучало от дикой надежды, но при том и от страха, что следующий его вопрос все разрушит… Однако Гончаренко не привыкли отступать перед сложностями. Николай так точно.

— Можно ли определить, откуда был совершен последний звонок с телефонного номера, хоть приблизительно? Территория, место… — сипло поинтересовался он у Петра, глядя на парня взглядом безумца, наверное.

Во всяком случае, тот предпочел как-то ближе к Мире подойти.

— Да, это возможно. Легко выяснить вышку, на которую шел сигнал этого разговора. В городе это радиус километра три, приблизительно. Можно базу оператора взломать или просто дать взятку кому-то, не то чтоб сложно было найти желающих за хорошую сумму, только это дольше, день-два, пока найдешь охочего… — начал увлеченно объяснять парень, вытянув из-за уха карандаш.

— Мне сейчас нужно! — рявкнул Коля, уловив, что начинает терять к чертям самоконтроль, которым и так особо не отличался.

— Понял, — Петр отступил, с неким призывом о помощи глянув на Миру и Стаса. Но те смотрели на него также ожидающе, смекнув, что хочет узнать Николай. — Мне нужен номер и время последнего разговора, попытаюсь сейчас выяснить.

— Вот…

Схватив ручку со стола, Коля написал по памяти номер Леси на каком-то документе… По фигу, на каком именно, не было ничего важнее для него сейчас! Уточнил время на своем смартфоне, дописал и его.

— Я пошел, — аккуратно, стараясь держаться подальше от него, Петр забрал лист и быстро вышел из этой части кабинета.

— А я свяжусь со своими информаторами в полиции, узнаю больше точной информации, — решила Мира, выйдя следом за своим помощником. Явно тоже загорелась жаждой действия.

Стас остался с ним, демонстрируя, что и не планирует никуда двигаться. И, чувствуя себя так, будто кто-то его за горло подвесил над пропастью, Коля был поддержке кузена рад.

— Как ты справился, черт возьми? — тихо спросил он, не встречаясь глазами с братом.

А тот вдруг хрипло и как-то саркастично хмыкнул.

— А разве я справился, Коля? Ни фига! Что-то бесповоротно сломалось внутри. И теперь ее не могу из поля зрения выпустить… Особенно сейчас, — тоже тихо, словно таясь, признался Стас. — Она периодически ярится из-за этого, но… Они реально становятся самым слабым нашим местом. Потому я сейчас очень надеюсь, что ты прав, и Петя или Мира найдут хоть что-то, — крепче сжав, как пожимая, его плечо, добавил он.

И… Бешеная кикимора! Николай вот то, о чем Стас говорил, понимал просто шикарно. Потому что буквально слышал, как крошится внутри некая основа, удерживающая на грани адеквата. И сам мысленно молился всем богам и чертям, чтобы действительно не ошибся…

Время тянулось до беса медленно, и Николай все отчетливей слышал в голове треск опор и так ненадежной выдержки. Чувство, будто кто-то корявыми пальцами прорывается через его плоть, разрывая ткани и сжимая нутро, с хрустом ломая позвонки и разрывая нервы, лишь росло. А он заставлял себя сосредотачиваться лишь на времени и сумме, не позволял скатываться в эту долбанную пропасть недобитой надежде.

— Могу налить, но честно говорю, что ни хера не помогает, — Стас ни на минуту не оставлял его одного.

Точно, как и Коля его когда-то… И это бесило… Но и помогало, леший все раздери! Придавало сил, чтоб удержаться на самом краю этой бездны, куда его неумолимо затягивало.

— Не сейчас. Может, позже попробую, — отрывисто, на длинные фразы не хватало ресурсов. И да, помнил, как сам с виски к кузену лез… Идиот.

Он сидел в кабинете Стаса, через стеклянную стену буравя спину Пети взглядом. А парень, явно чувствуя это, то и дело нервно передергивал плечами, тем не менее, не отрываясь от компьютера и продолжая делать то, чем бы он там ни занимался. Но почему так долго, дохлая кикимора?!

— Коля, он очень старается, — брат видел этот взгляд и явно за сохранность спины программиста волновался, а может, за перегородку…

Твою ж налево! Николай прекрасно понимал, что Стас просто его пытается стабилизировать хоть как-то… Но это слабо работало. Что также понимали они оба. Потому как одна единственная мысль: «А если он неправ и новости не врут…», — корежила изнутри невыносимой болью.

Так что Коля предпочитал не думать. Он просто смотрел в спину программисту и считал про себя секунды. Их набежало уже до фига много, больше, чем выдерживало его сознание и сердце.

Мирослава все время кому-то звонила и с кем-то переписывалась. Жена брата мерила шагами расстояние из кабинета в кабинет, кажется, намотав уже километров пять, не меньше. Время… На все уходило это гребанное время, но и она пока мало что сумела выяснить: тело водителя извлекли, все забрали криминалисты. Но документы, обнаруженные в машине, были на имя Авраменко Олеси… Не поменяла еще, видно.

Это не облегчало ему состояние, вот честно! Даже если напоминать себе о том, что подстрой Леся все, про документы точно подумала бы. Отчаянный страх все равно холодной змеюкой вползал внутрь, скручиваясь тугими кольцами вокруг его сердца.

И, если говорить откровенно, Коля титаническим усилием не рванул в тот треклятый морг, куда, по сведениям Миры, отвезли тело. И по фигу ему было на полицию, Мартынова и весь мир!.. Казалось, точно, с первого же взгляда понял бы, чье тело там… Разве он ее за эту ночь до последнего миллиметра не узнал?.. Физически, по крайней мере.



Однако тогда он не сможет следить за тем, что делает Петр. Да и… Хорошо, адекватности в его голове еще хватало для того, чтобы понять, что в морге он мало что сумеет выяснить быстро или детально, тем более, если Леся в самом деле хотела создать иллюзию своей смерти.

Зачем ей это?

Вот о чем Николай все же не мог не размышлять. Стараясь даже не допускать реальность вероятности несчастного случая или любой иной причины своей ложной уверенности, он размышлял над тем, что могло подвигнуть его любимую девочку на этот спектакль? И как-то до беса явно осознал, что ни х*ена о ней не выяснил действительно важного!

О чем она думала, когда смотрела на него тем своим настороженным, будто побитым, взглядом? К чему стремилась, о чем мечтала? Как видела лучший вариант своей жизни? Любила ли отца или ненавидела? Что пережила, когда умерли, еще и вот так, ее родители? Как выносила брак с Мартыновым? Как прошлое свое воспринимала, какой то оставило след на ее душе? Чем, вообще, хотела бы в жизни заниматься, чему время свое посвящать и ту энергию с упрямством, которые он внутри своего ежика ощущал, хоть она и таилась?

И, задаваясь этими вопросами, Николай все больше начинал испытывать гнев на себя самого. Потому что вел себя, как чертов малолетний озабоченный имбецил! Он ничего не выяснил о той женщине, которая стала для него бесценной! Даже не попытался ее понять, сосредоточившись лишь на том, чтоб заполучить ее все то время, что у них было. И, в разрезе нынешней вероятности, это представлялось не только полным дебилизмом, но и до ужаса эгоистично.