— Это было так необходимо?

— Я сочла, что да. Если не доверяешь, зачем было вербовать меня?

Котильон вздохнул:

— Знаешь, он неплохой человек. Верен Империи. Ты жестоко посягнула на его невозмутимость.

— Он чуть не вмешался. Непредсказуемо. Я решила, что ты предпочёл бы чистую дорогу.

— Изначально да. Но я предвижу некую пользу в его присутствии, когда все события… развернутся. Если он не очнётся завтра к вечеру, приведи его в чувство.

— Хорошо, раз ты настаиваешь. Хотя лично я вполне удовлетворена новообретёнными миром и тишиной.

Некоторое время Котильон изучал её, затем сказал:

— У меня есть ещё дела на эту ночь, посему я оставлю тебя.

Лостара вытянула из поясной сумки и подбросила перед ним небольшой предмет.

Котильон поймал его одной рукой и присмотрелся.

— Мне показалось, это твоё, — сказала она.

— Нет, но я знаю, чьё это. И я доволен. Могу оставить это себе?

Она пожала плечами:

— Мне всё равно.

— Так и должно быть, Лостара Йил.

В этих словах ей послышалось скрытое веселье, и она поняла, что ошиблась, позволив Котильону оставить себе вещицу. Поняла, что этот предмет на самом деле для неё важен, хотя она пока не знала почему. Она вновь пожала плечами. Думаю, теперь слишком поздно.

— Ты вроде собрался уходить?

Она ощутила его негодование, и вскоре бог исчез в вихре теней.

Лостара опустилась на каменистую землю и удовлетворенно закрыла глаза.

Ночной ветерок радовал теплотой. Апсалар стояла перед небольшим окном, оглядывая овраг. Ни Могора, ни Искарал Прыщ не заглядывали так высоко, разве только необходимость загоняла их сюда в поисках еды; так что она оказалась в компании полудюжины сероватых бхок’аралов, с ворчанием и фырканьем передвигавшихся по замусоренному полу. Катающиеся кости указывали на то, что именно сюда, на вершину башни, эти небольшие создания приходили умирать.

Как только бхок’аралы сдвинулись ей за спину, Апсалар выглянула в пустоту. Песок с вкраплениями известняка серебрился в свете звёзд. На грубых каменных стенах вокруг окна с тихими шлепками приземлялись ризаны; их трапеза закончилась, и теперь, с легким скрежетом когтей, они спешили укрыться в трещинах от наступающего дня.

Где-то внизу спал Крокус, а верные себе муж и жена выслеживали друг друга в тёмных коридорах и затхлых комнатах монастыря. Девушка никогда раньше не чувствовала себя такой одинокой и, как она вдруг поняла, такой удовлетворённой своим одиночеством. Она изменилась. Твёрдые стены, защищавшие её душу, смягчились и под невиданным давлением изнутри приняли иную форму.

Самое странное, что к ней пришло, это презрение к своим умениям, к своим смертоносным навыкам. Их вложили в неё, впечатали в кости и мышцы. Эти умения заковали её в сверкающую ледяную броню. И потому, даже без присутствия бога, она по-прежнему ощущала себя двумя женщинами одновременно.

И оттого ей было интересно, какую же женщину полюбил Крокус.

Впрочем, нет здесь никакой загадки. Он принял личину убийцы, верно? Молодой наивный вор из Даруджистана был очарован опасным отражением — не рыбачкой Апсалар, но Апсалар — хладнокровной убийцей. Поверил, что сходство способно выковать надежнейшую связь. Это могло бы получиться, если бы ей нравилась её работа, не считай она её мерзкой и предосудительной. Если бы эта работа не была для неё цепями, сковавшими душу.

Её не радовала компания в темнице. Он любил не ту женщину, не ту Апсалар. Она же любила Крокуса, не Резчика. А потому они были вместе, но порознь, близкие незнакомцы, и оба ничего не могли с этим поделать.

Убийца в ней предпочитал одиночество, рыбачка совершенно другим путём пришла к тому же. Первая не могла себе позволить любить. Вторая знала, что её никогда не любили. Как и Крокус, она стояла в тени убийцы.

С этим не было смысла бороться. У рыбачки не было ни умений, ни сил сопротивляться несгибаемой воле убийцы. Вероятно, Крокус так же сдался под натиском Резчика.

Она ощутила чьё-то присутствие рядом и пробормотала:

— Хорошо бы ты забрал всё с собой, уходя.

— Ты предпочла бы остаться опустошённой?

— Опустошённой, Котильон? Нет. Невинной.

— Невинность добродетельна лишь до тех пор, пока временна, милая. Нужно лишиться её, чтобы обернуться назад и осознать её незапятнанную чистоту. Остаться невинной — значит всю жизнь уворачиваться от невидимых и непреодолимых сил, пока однажды не осознаешь, что больше не узнаёшь себя, и тогда понять, что невинность была проклятием, сковавшим тебя, оглушившим, лишившим всех проявлений жизни.

Она улыбнулась в темноте:

— Но, Котильон, именно это знание заставляет людей бояться собственных цепей.

— Знание лишь позволяет увидеть то, что всегда существовало, Апсалар. Ты владеешь невероятными навыками. Они дают тебе силу, это бессмысленно отрицать. Тебе не переделать себя.

— Но я могу прекратить идти этим странным путём.

— Можешь, — чуть погодя согласился он. — Ты можешь выбрать других, но даже привилегия выбора дана тебе лишь в силу того, чем ты была…

— Чем ты был.

— Это не изменить. Я вошёл в твои кости, в твою плоть, Апсалар. Девочка-рыбачка, ставшая женщиной, — мы стоим в тени друг друга.

— И тебе это понравилось, Котильон?

— Не особенно. Было сложно помнить о своей цели. Но мы были в стоящей компании в те времена — Скворец, Молоток, Скрипач, Калам… будь у них выбор, этот отряд с радостью принял бы тебя. Но я им не позволил. — Он вздохнул и продолжил: — Я могу вечно говорить о своих сожалениях, девочка, но рассвет пожирает тьму, и мне нужно услышать твоё решение.

— Моё решение? О чём ты?

— Резчик.

Она смотрела на пустыню, пытаясь отогнать слёзы.

— Я хотела бы забрать его у тебя, Котильон. Не дать тебе поступить с ним так, как ты поступил со мной.

— Он так для тебя важен?

— Да. Не для убийцы внутри меня, но для рыбачки… которую он не любит.

— Разве?

— Он любит убийцу и хочет быть похожим на неё.

— Теперь я понимаю твои внутренние противоречия.

— Правда? Тогда ты поймёшь, почему я не отдам его тебе.

— Но ты ошибаешься, Апсалар. Резчик не любит убийцу внутри тебя. Она, несомненно, привлекает его, ведь сила всегда привлекает… всех нас. А ты владеешь силой, в том числе и властью не использовать её. Всё это заманчиво, соблазнительно. Его тянет соревноваться с тем, что ему кажется твоей отвоёванной свободой. Но его любовь? Воскреси наши общие воспоминания, девочка. Вспомни Даруджистан, нашу первую встречу с вором Крокусом. Он видел, как мы совершили убийство, и он знал, что это поставило крест на его жизни. Разве он любил тебя тогда? Нет, это пришло позже, в холмах к востоку от города, когда я более не владел тобой.