Трое мужчин молча уставились на Тагга.

Тагг потёр шею.

— Ну, это он так говорит.

— Удивительно, как ошибочно он всё понял, — сухо сказал Геслер.

— И значит, он об этом повсюду трезвонит? — поинтересовался Смычок.

— О, нет. Только со мной и Собелонной. Он просил нас никому не говорить. — Тагг сморгнул и добавил: — Но вам же можно, ведь вы и сами знаете. Я просто поддержал разговор. Проявил дружелюбие. Удивительно, что Стена Вихря просто взяла и рухнула, правда?

Вдали протрубил горн.

— Пора выступать, — пробурчал Геслер. — Молитесь Худу или кому вы там молитесь…

Кенеб ехал бок о бок с Гэметом. На этот дневной переход их легион поставили в арьергарде. В раскалённом воздухе пыль висела стеной.

— Я уже и не уверен, что Стена Вихря исчезла, — сказал Кенеб.

— Да уж. То ли ещё будет, — ответил Гэмет. Помедлив, он прибавил: — Примите мои извинения, капитан…

— В этом нет нужны, сэр. Я действительно освобождён, простите за каламбур. Не только от давления титула Кулака, но и потому, что повышение Ранала отменили. Я сообщил ему об этом с удовольствием. Вы знаете, что он реструктурировал взводы? По схеме Сивогрива. Только Сивогрив вёл затяжную войну на огромной территории без явной линии фронта. Ему нужны были самостоятельные боевые взводы, готовые ко всему. Что ещё более возмутительно, Ранал забыл сообщить кому-либо об этом.

— Вы возвращаете взводам их изначальный строй, капитан?

— Ещё нет, сэр. Жду вашего приказа.

Гэмет поразмыслил.

— Я сообщу адъюнкт о новой структуре нашего легиона.

— Сэр?

— Это может пойти нам на пользу. Нам предстоит охранять тыл в сражении на сложном ландшафте. Решение Ранала, хоть и принято из невежества, — может оказаться удобным.

Кенеб вздохнул и ничего не ответил, но Гэмет всё понял и так. Может, я и снова Кулак с одобрения адъюнкта, но решение о нашем расположении показывает, что она больше в меня не верит.

Они ехали в тишине, и это молчание не было уютным.

— То, что я во всех отношениях женщина, ещё не значит, будто я хорошо готовлю.

Резчик бросил взгляд на Апсалар и ответил:

— Что ты, это и правда очень вкусно…

Однако Могора ещё не закончила; размахивая облипшим травой черпаком, она вышагивала взад и вперед.

— Здесь нет кладовки! И гости! Бесконечные гости! А его ищи-свищи! Думаешь, он еду нам добывает? Нет! Скорей уж, помер…

— Он жив, — вмешалась Апсалар, неподвижно застывшая над тарелкой с ложкой в руке. — Мы совсем недавно его видели.

— Это ты так говоришь, пухлые губки да блестящие волосы. И эти груди — стоит тебе начать приносить малышей, не успеешь оглянуться, как они уже будут до пят и огромные — груди, не малыши. Детишки будут у тебя на голове — нет, не там, где эти солнечные волосы, то есть там, но это фигурально. Так о чём это я? Каждый день я иду наружу, карабкаюсь вверх и вниз по проклятущей верёвочной лестнице, чтобы добыть еду, — да, это съедобная трава, просто прожуй. Жуй да жуй. Каждый день охапки травы, клубни, ризаны, тараканы да кровные мухи…

Резчик и Апсалар одновременно опустили ложки.

— …и я о собственные груди спотыкаюсь. И ещё! — Она взмахнула половником, швырнув комок влажной травы в стену. — Эти проклятые бхок’аралы пробрались в мой тайник и украли все вкусняшки: всех тараканчиков, всех мушек! Разве не видите? В этих развалинах — ни одного грызуна! Ни мышки, ни жучка — будто тысяча пауков прошла!

Гости осторожно вернулись к еде, теперь они внимательно изучали мутную жидкость в каждой ложке, прежде чем отправить её в рот.

— И сколько вы собираетесь здесь оставаться? Что это, ночлежка? Как по-вашему, мы с мужем можем вернуться к нормальной жизни? В нашей спальне толкутся то боги, то демоны, то убийцы! А теперь ещё вы! Будет мне хоть капля покоя?

Громко топая, она вышла из комнаты.

Чуть погодя Резчик сморгнул и выровнялся.

— Убийцы?

— Калам Мехар, — ответила Апсалар. — Он оставил знаки — давняя привычка «мостожогов».

— Он вернулся? Что случилось?

Она пожала плечами:

— Похоже, Престол Тени и Котильон нашли дело для каждого из нас. Могу предположить, что Калам собирается прикончить как можно больше офицеров Ша’ик.

— Что ж, Могора подняла интересный вопрос. Котильон отправил нас сюда. Но зачем? Что теперь?

— У меня нет для тебя ответов, Крокус. Кажется, Котильону ты нужнее, чем я. Что неудивительно.

— Разве? Не для меня. Откуда такие мысли?

Некоторое время она изучала его, затем отвела глаза.

— Потому что я не желаю быть его слугой. Я храню слишком много его воспоминаний, в том числе о его смертной жизни, жизни Танцора, так что я мало заслуживаю доверия.

— Не сильно-то это воодушевляет, Апсалар…

В тени послышался новый голос:

— Есть нужда в ободрении? Проще простого, никаких усилий — всё запросто решается! Сказать какую-нибудь глупость — это я легко. Разве нет?

Вскоре из тьмы выплыл Искарал Прыщ и принюхался.

— Она… готовила?! — Его взгляд упал на тарелки на столе. — А вы это ели?! С ума сошли? Почему, по-вашему, я прятался столько месяцев? Почему, вы думаете, мои бхок’аралы обыскали её тайники в поисках съестного? Боги, ну вы и дурни! Да уж, хороша еда… если едок — антилопа!

— Мы справляемся, — ответил Резчик. — Тебе что-то от нас нужно? Если нет, в одном я согласен с Могорой: чем реже я тебя вижу, тем лучше…

— Она хочет видеть меня, глупый даруджиец! Иначе зачем всё время меня выслеживает?

— Да, притворяется знатно, не спорю. Но будем реалистами, Прыщ, она куда счастливее, когда ты не мозолишь ей глаза. Тебя здесь не хотят. Ты не нужен. По сути, Прыщ, ты совершенно бесполезен.

Глаза верховного жреца округлились, и он с ворчанием рванул обратно в угол, растворившись в тени.

Резчик с улыбкой откинулся в кресле:

— Вышло даже лучше, чем я предполагал.

— Ты влез между мужем и женой, Крокус. Неразумно.