— И это всё, на что расщедрился Логрос?

— Вам, — сказал Монок Охем, — здесь не рады.

— Очень жаль, заклинатель, потому что мы здесь. Для защиты Первого престола.

Онрак спросил:

— Кто вы и кто вас сюда послал?

— Я — Панек, сын Апт. Не мне отвечать на твой второй вопрос, т’лан имасс. Я лишь охраняю внешний круг. В чертоге, где хранится Первый престол, внутренний круг — там та, кто командует нами. Возможно, она сможет тебе ответить. Возможно, даже захочет.

Онрак поднял Трулла Сэнгара:

— Значит, мы с ней поговорим.

Панек улыбнулся, обнажив ряд острых клыков.

— Как я сказал, она в тронном зале. Наверняка, — прибавил он, улыбнувшись ещё шире, — вы знаете дорогу.

За тысячу лет ветер и переносимый им песок превратили когда-то огромные коралловые гребни и рифы в плоские островки. Их неровные, источенные края были покрыты впадинами и вымоинами, а узкие и извилистые расселины между ними — доверху заполнены острым щебнем. Худшего места для того, чтобы расположить армию, Гэмет и представить не мог.

Хотя особого выбора у них не было. Только отсюда был подступ к полю боя, а кроме того, вскоре стало очевидно, что, когда эта позиция занята, защищена она не хуже уединённой горной крепости: уже из-за этого ей можно было простить все недостатки.

Основной причиной тревоги и суматохи в рядах легионов, по мнению Кулака, было то, что Тавор сломя голову несётся прямо в пасть врагу, на чужое поле боя. Он смотрел, как солдаты, разбитые на отряды по сотне, направлялись к разным возвышавшимся над низиной коралловым островам, чтобы обосноваться там. Заняв позицию, они начинали строить из щебня защитные ограждения и низкие стены, а затем скаты с южной стороны.

Капитан Кенеб нервно ёрзал в седле неподалёку от Кулака, наблюдая, как первый отряд их легиона выдвинулся в сторону огромного, белого словно кость, острова на самом западном краю низины.

— Они не будут пытаться выбить нас с этих островов, — сказал капитан. — Зачем напрягаться, если очевидно, что адъюнкт намеревается привести нас прямо к ним в лапы?

Гамэт чуял критику и сомнения, скрытые за словами Кенеба, и хотел бы сказать что-то, чтобы воодушевить капитана, зародить в нём веру в умение Тавор разрабатывать и применять изысканную тактику. Хотел бы — но и сам Кулак не был в этом уверен. За всё время похода из Арэна её неожиданный гений ни разу себя не проявил. По правде говоря, они просто шли на север, прямо, как копьё. Но о чём это говорит? О целеустремлённости, достойной подражания, или об отсутствии фантазии? Настолько ли это разные понятия — или просто разный подход к одному и тому же? А теперь их, всё так же невозмутимо, выстраивают в боевой порядок, чтобы выступать — скорее всего, на рассвете завтрашнего дня — прямо на врага и его мощные укрепления. На врага, достаточно умного, чтобы создать сложные и необычные подходы к своим позициям.

— Эти склоны станут свидетелями нашей смерти, — пробормотал Кенеб. — Корболо Дом приготовился, как приготовился бы любой обученный мазаланзский командир. Он хочет, чтобы мы столпились на том холме, взбирались на него под бесконечным градом стрел, болтов, снарядов баллист… и это не говоря уже о колдовстве. Смотри, какими гладкими он сделал подъёмы, Кулак. Когда кровь потечёт по камням, ноги поедут по ним, словно по голому льду. Мы не сможем подняться…

— Я не слепой, — прорычал Гэмет. — Допустим, что адъюнкт тоже.

Кенеб бросил на старшего быстрый взгляд.

— Хотел бы я в этом убедиться, Кулак.

— Сегодня вечером будет собрание офицеров, — ответил Гэмет. — И ещё одно, за час до рассвета.

— Она уже решила, где будет расположен наш легион, — проскрипел Кенеб, наклонившись в седле, чтобы сплюнуть на местный манер.

— Да, капитан, уже решила.

Им было приказано прикрывать пути к отступлению, но не для союзников, а те, по которым может броситься наутёк разбитый враг. Преждевременная уверенность в победе, которая отдавала безумием. Они были в меньшинстве. Преимущество было полностью на стороне Ша’ик, но, невзирая на это, треть армии адъюнкт не будет участвовать в битве.

— И адъюнкт ожидает от нас профессионального исполнения приказов, — добавил Гэмет.

— Как ей будет угодно, — прорычал Кенеб.

Сапёры и инженеры работали над защитными укреплениями и скатами, в воздух поднималась пыль. День был невыносимо жарким, и ни намёка на ветер — так, редкий, едва заметный бриз. Всадники хундрилов, сэтийцев и виканцев расположились к югу от коралловых островов, ожидая, пока закончат прокладывать дорогу, по которой они смогут продвинуться в самую низину. И даже тогда у них едва ли будет достаточно места для манёвров. Гэмет предполагал, что Тавор оставит большинство всадников позади — долина была недостаточно широкой для размашистых кавалерийских рывков. Для обеих сторон. Ша’ик, скорее всего, тоже придержит своих пустынных воинов; они будут свежей силой, чтобы нагонять разбитых малазанцев. В свою очередь, у нас есть хундрилы, способные подсобить при таком отступлении… или разгроме. Довольно постыдный итог: останки малазанской армии по двое едут на хундрильских лошадях. Кулак скривился от картины, которую нарисовало ему воображение, и раздраженно выкинул её из головы.

— Адъюнкт знает, что делает, — заявил он.

Кенеб ничего не ответил.

Приблизился пеший вестовой.

— Кулак Гэмет, — воскликнул он, — адъюнкт требует вашего присутствия.

— Я присмотрю за легионом, — сказал Кенеб.

Гэмет кивнул и развернул свою лошадь. От этого движения у него закружилась голова — он всё ещё просыпался от головной боли — но Кулак привёл себя в порядок глубоким вздохом и кивнул вестовому.

Они медленно двинулись к низкому склону у самой низины, через хаотично мечущиеся взад-вперёд под громкие окрики офицеров группы солдат. Гэмет мог разглядеть на верхушке холма восседавшую на коне адъюнкта, рядом с которой на земле стояли Нихил и Бездна.