Может быть. В той области живет множество скальных демонов, и разведчики алети патрулируют границы. Если отряд Каладина повстречается с ними, будет очень трудно объяснить, что группа вооруженных людей — многие с метками раба на лбу — делает там.

Сил шла вдоль стены расщелины, на уровне головы Каладина. Спрены земли не пытались стащить ее вниз, как в других местах. Она шагала с руками, сложенными за спиной, ее крошечную юбку по колено развевал неосязаемый ветер.

Убежать на восток. Невозможно. Кронпринцы приложили множество усилий, пытаясь найти дорогу в центр Равнин. И ничего не добились. Одни исследовательские партии были съедены скальными демонами. Других внизу застал сверхшторм, несмотря на все меры предосторожности. Невозможно идеально точно предсказать сверхшторм.

Некоторые исследователи, однако, избежали и того, и другого. При помощи огромных переносных лестниц они забирались на плато во время сверхшторма. Однако они теряли слишком много людей, потому что на плато нет почти никакой защиты от сверхшторма, да и в расщелины не возьмешь с собой фургоны или другие укрытия. Проблема пострашнее — патрули паршенди. Они уничтожили дюжины разведывательных отрядов.

— Каладин? — спросил Тефт, торопливо шагая через лужу, в которой плавали куски пустой скорлупы крэмлинга. — Как ты?

— В порядке.

— Ты выглядишь задумчивым.

— Скорее наполненным завтраком, — сказал Каладин. — Сегодняшняя каша не такая жидкая, как обычно.

Тефт улыбнулся.

— Никогда не считал тебя бойким на язык.

— У меня были все шансы стать еще более речистым. Но я унаследовал от матери лишь частицу ее удивительных способностей. Редко когда можно было что-то сказать ей и не получить в ответ все перекрученное и перетолкованное.

Тефт кивнул. Какое-то время они шли молча; бригадники сзади смеялись, слушая рассказ Данни о том, как он в первый раз поцеловал девушку.

— Сынок, — сказал Тефт, — ты не чувствуешь ничего странного в последнее время?

— Странного? Какого сорта?

— Не знаю. Просто… странное? — Он кашлянул. — Ну, вроде прилива силы? Чувство, что ты… э, легкий?

— Я что?

— Легкий. Ну, может быть, голова легкая. Быть может, кружится. Так странно. Шторм побери, парень, я хотел бы знать, не болит ли у тебя что-нибудь. Сверхшторм избил тебя до полусмерти.

— Я великолепно себя чувствую, — сказал Каладин. — Даже больше чем великолепно.

— Странно, а?

Да, действительно странно. И еще один повод для беспокойства. Быть может, он каким-то образом — сверхъестественным — проклят? Говорили, что такое случалось с теми, кто искал Старую Магию. И со злыми людьми, которых сделали бессмертными, а потом мучили вновь и вновь — вроде Экстеса, которому каждый день отрывали руки за то, что он отдал Несущим Пустоту своего сына в обмен на точное знание дня своей смерти. Конечно, сказка, но даже сказки не рождаются на пустом месте.

Каладин выживал там, где погибал любой другой. Дело рук какого-то спрена из Бездны, игравшего с ним, как спрен ветра, но бесконечно более гнусного? Разрешающего ему думать, что он может сделать немного добра, а потом убивающего всех, кому он пытался помочь? Предполагалось, что существуют тысячи видов спренов, многих из которых люди никогда не видели и ничего о них не знали. Сил последовала за ним. Почему бы какому-нибудь злому спрену не поступить так же?

Очень неприятная мысль.

Глупые суеверия! яростно сказал он себе. Думай об этом слишком настойчиво, и ты закончишь как Дарк, настаивая, что необходимо перед каждой битвой надевать счастливые сапоги.

Они достигли места, где расщелина разветвлялась, обходя плато над ними. Каладин повернулся к бригадникам.

— Эта площадка вполне подходит.

Все остановились, сбились в кучки. В их глазах он видел предчувствие и возбуждение.

Он сам был таким, прежде чем узнал на собственной шкуре боль и пот тренировок. Сейчас — еще одна странность — Каладин чувствовал больше почтительного страха к копью и одновременно разочарования, чем в юности. Во время боя приходили чувство уверенности и сосредоточенности. Но они не спасли тех, кто шел за ним.

— Сейчас я должен был бы рассказать вам, насколько вам не повезло, — обратился Каладин к своему отряду. — Именно так говорит сержант, начиная обучать восторженных рекрутов. Он показывает их слабости, возможно, сражается с некоторыми из них и даже бьет их по задницам, приучая к покорности. Я сам так делал, когда обучал новобранцев.

Каладин покачал головой.

— Но сегодня мы начнем с другого. Вас не нужно унижать. Никто из вас не жаждет славы. Вы мечтаете только о том, как выжить. Почти все вы не желторотые новобранцы, которых забрали в армию. Вы все сильны и выносливы. Я видел, как вы бежали мили с мостом на плечах. Вы все храбры. Я видел, как вы бежали на линию лучников. Вы все решительны. Иначе вас не было бы здесь, со мной.

Каладин прошел вдоль стены пропасти и подобрал выброшенное копье из принесенной потоком кучи. Взяв его в руки, он заметил, что наконечник обломан. Он хотел выбросить его, но передумал.

Ему опасно брать копье в руки. Оружие воспламеняет в нем желание сражаться, а это может заставить его захотеть опять стать тем, кем он был прежде: Каладином Благословленным Штормом, уверенным в себе командиром взвода. Он не хотел больше быть таким человеком.

Как только копье оказывалось у него в руке, люди вокруг него начинали умирать — как друзья, так и враги. Но сейчас он держит кусок дерева, просто палку. Ничего большего. Палку, которую можно использовать для тренировки.

Однажды он повернется лицом к копью. В другой раз.

— Очень хорошо, что вы готовы физически, — сказал Каладин. — Потому что у нас нет шести недель, которые я обычно тратил на подготовку рекрутов. Через шесть недель половина из нас будет мертва. Однако я надеюсь, что через шесть недель вы будете пить шлакпиво в какой-нибудь далекой отсюда таверне.

Некоторые из его людей сдавленно хихикнули.

— Вы должны обучиться быстро, — сказал Каладин. — И я буду давить на вас сильно, очень сильно. Только тогда у нас будет надежда на спасение. — Он посмотрел на древко копья. — Первое, чему вам надо научиться, это волноваться.

Двадцать три мостовика выстроились перед ним колонной по двое. Все захотели прийти. Даже Лейтен, несмотря на тяжелую рану. Впрочем, сейчас лежачих раненых среди них не было, хотя Даббид по-прежнему глядел в никуда. Камень сложил руки на груди, его поза говорила о том, что у него нет желания учиться сражаться. Шен, паршмен, стоял позади всех, глядя в землю. Каладин не собирался давать ему в руки копье.

Некоторые из бригадников выглядели растерянными, но Тефт поднял бровь, а Моаш зевнул.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Дрехи.