Носитель Осколков, не обращая на них внимания, повернулся и пошел убивать Амарама.

Нет, подумал Каладин. Нет, нет, НЕТ. Что-то толкнуло его вперед, вопреки всякой логике, вопреки здравому смыслу. Бессильного, испуганного, разъяренного.

Ложбина, в которой они сражались, давно опустела, не осталось никого, кроме них. Разумные копейщики сбежали. Его четыре человека забрались на край ложбины, недалеко, но не убежали. Они окликнули его.

— Каладин! — крикнул Риш. — Каладин, нет!

Каладин только заорал. Носитель Осколков увидел его, повернулся и невообразимо быстро взмахнул мечом. Каладин пригнулся, пропуская Клинок над собой, и тупым концом копья ударил Носителя в колено.

Копье отлетело. Каладин выругался и отскочил в сторону, Клинок разрезал воздух прямо перед ним. Каладин сместился в сторону, а потом бросился вперед и направил копье точно в шею врага. Горжет Доспехов отбил удар, острие едва оцарапало металл.

Носитель Осколков развернулся, держа меч двуручной хваткой. Каладин метнулся в сторону, уходя от этого невероятного меча. Амарам сумел освободиться и пополз, волоча за собой ногу — сложные переломы и вывих.

Каладин остановился, прокрутился и стал рассматривать Носителя Осколков. Эта тварь не бог. Но в ней воплощена суть ничтожности светлоглазых. Способность убивать безнаказанно людей вроде Каладина.

В каждом доспехе есть щель. У каждого человека есть изъян. Каладину показалось, что он видит через прорезь шлема глаза человека. Прорезь достаточно широка для ножа, но бросок должен быть идеально точным. Надо подойти близко. Смертельно близко.

Каладин опять бросился в атаку. Носитель Осколков ударил, тем же широким плоским ударом, которым убил так много людей Каладина. На этот раз Каладин бросился на колени, скользя вперед и откинув корпус назад. Клинок Осколков сверкнул над ним, срубив кончик его копья. Наконечник закувыркался в воздухе.

Каладин напрягся и подпрыгнул. Взмахнув рукой, он послал нож в глаза, глядевшие из-за великолепных доспехов. Кинжал ударил в лицевой доспех слегка не под тем углом, отразился от прорези и отлетел назад.

Носитель Осколков выругался и опять махнул гигантским Клинком в сторону Каладина.

Каладин приземлился на ноги, инерция все еще толкала его вперед. Что-то сверкнуло в воздухе, падая на землю.

Наконечник копья.

Каладин заревел, уходя от удара, и перехватил наконечник своего копья в полете. Тот падал острием вниз; он схватил оставшийся четырехдюймовый кусок древка и сжал его ладонью. Носитель Осколков широко замахнулся мечом, но опоздал: Каладин уже был прямо перед ним, он ткнул наконечником прямо в прорезь шлема.

На мгновение все остановилось.

Каладин стоял, тяжело дыша, сжимая древко копья, рука перед лицом Носителя Осколков, и Носитель Осколков тоже замер на месте. Амарам застыл на полдороге до края неглубокой лощины, товарищи Каладина стояли, разинув рты, на самом краю.

Наконец Носитель Осколков пошатнулся, издал странный звук и повалился на землю. Клинок выпал из его руки и, ударившись о камень, вошел в него и остался стоять.

Каладин, спотыкаясь, отступил назад. Он чувствовал себя истощенным. Пораженным. Оцепенелым. Его люди подбежали и остановились, глядя на упавшего, потрясенно и слегка уважительно.

— Он мертв? — спросил Алабет.

— Да, — ответил голос сбоку.

Каладин повернулся. Амарам все еще лежал на земле, но сумел снять шлем, его темные волосы и борода были пропитаны потом.

— Клинок бы исчез, будь он жив. И Доспехи падают с него. Он мертв. Кровь моих предков… ты убил Носителя Осколков!

Странно, но Каладин не был удивлен. Все, что он сейчас чувствовал, — смертельную усталость. Он оглянулся и посмотрел на тела тех, кто был его лучшими друзьями.

— Возьми его, Каладин, — сказал Кореб.

Каладин повернулся и посмотрел на Клинок, торчавший в камне рукояткой к небу.

— Возьми его, — повторил Кореб. — Он твой. Отец Штормов, Каладин. Ты — Носитель Осколков.

Каладин, потрясенный, шагнул вперед, протянув руку к рукоятке Клинка. И остановился в дюйме от нее.

Нет, неправильно.

Если он возьмет Клинок, он станет одним из них. Даже глаза изменят цвет, если, конечно, мифы не врут. Хотя Клинок сверкал, чистый, несмотря на все совершенные им убийства, Каладину он показался красным. Запятнанным кровью Турима. Кровью Даллета. Кровью всех тех, кто жил еще несколько мгновений назад.

Это сокровище. Люди меняли королевства на Клинки Осколков. Светлоглазые, добывшие их, попадают в историю, о них слагают легенды.

Но коснуться Клинка… Его затошнило. Клинок Осколков воплощал в себе все, что Каладин ненавидел в светлоглазых, и мгновение назад он убил самых дорогих Каладину людей. Нет, он не собирается войти в легенды таким образом. Каладин поглядел на свое отражение в безжалостном металле, опустил руку и отвернулся.

— Он твой, Кореб, — сказал Каладин. — Я даю его тебе.

— Что? — спросил Кореб из-за спины.

Впереди, на краю ложбины, появилась почетная гвардия Амарама, солдаты выглядели пристыженными.

— Что ты делаешь? — спросил Амарам, когда Каладин проходил мимо него. — Что… Ты не хочешь Клинок?

— Не хочу, — тихо сказал Каладин. — Я отдаю его своим людям.

И Каладин пошел прочь, эмоционально опустошенный, со слезами на щеках. Он выбрался из лощины и прошел сквозь почетную гвардию.

В лагерь он вернулся один.

Они забирали свет везде, где бы ни скрывались. Кожа — то, что сгорело.

Кормшен, страница 104.

Шаллан сидела, опираясь о спинку кровати, застеленной белоснежными простынями. Она находилась в одной из многочисленных больниц Харбранта. Рука была перевязана стерильным бинтом. Перед собой она держала доску для рисования. Няни недовольно разрешили ей рисовать, пока она не «напрягается».

Рука болела; она порезала себя сильнее, чем собиралась. Она собиралась представить все так, как будто случайно поранилась осколком разбитого кувшина; и даже не подумала, насколько это может походить на попытку самоубийства. Хотя она утверждала, что просто упала с кровати, ни няни, ни арденты ей не поверили. И трудно было обвинять их в этом.

Да, стыдно, но по меньшей мере никто не подумал, что эта кровь появилась в результате Преобразования. Стыд глаза не ест, а подозрений она избежала.

Шаллан продолжала рисовать. Она лежала в длинной, скорее похожей на коридор палате, вдоль стен стояло много кроватей. Не считая мелких неприятностей, эти два дня в больнице прошли просто замечательно. У нее было достаточно времени, чтобы подумать о странных событиях того дня, когда она видела призраков, преобразовала стекло в кровь и говорила с ардентом, собравшимся ради нее отречься от ардентии.