Она потеряла все. Фабриал, который мог защитить семью. Опеку, благодаря которой она училась. Кабзала. Хотя он никогда не стоял на первом месте.

Одеяло промокло от слез. Солнечный свет начал таять, потом исчез. Никто не пришел проведать ее.

Никому она не нужна.

Год назад

Каладин молча сидел в приемной деревянного передвижного штаба Амарама. Постройка состояла из дюжин крепких панелей, которые можно было легко разъединить и перевезти на чуллах. Каладин сидел у окна, глядя наружу, на лагерь. На месте, где раньше стояли палатки взвода Каладина, зияла пустота. Их разобрали и отдали другим взводам.

От его взвода осталось четверо. Из двадцати шести. И эти люди называли его счастливым, Благословленным Штормом. Он сам начал верить в это.

Сегодня я убил Носителя Осколков, равнодушно подумал он. Как Ланасин Твердоногий. Или Эвод Знакодел. Я. Я убил его.

И ему было все равно.

Он положил руки на деревянный подоконник. В окне не было стекла, и он почувствовал дуновение ветра. Спрен ветра порхал от одной палатки к другой. На стенах комнаты висели щиты, пол покрывал толстый красный ковер. Вдоль стен стояло несколько мягких стульев, таких же, как и тот, на котором сидел Каладин. Комната — «малая» приемная — была больше всего их дома в Хартстоуне, включая операционную.

Я убил Носителя Осколков, опять подумал он. И отдал Клинок и Доспехи.

Уникальное событие, самая монументальная глупость, сделанная в любой эпохе и в любом королевстве. Как Носитель Осколков он стал бы важнее Рошона — и самого Амарама. И смог бы поехать на Разрушенные Равнины, чтобы сражаться в настоящей войне.

И никаких стычек из-за границ. Никаких мелочных капитанов-светлоглазых, принадлежащих малозначимым семьям, озлобленных, что их карьера не удалась. Ему не пришлось бы заботиться о волдырях из-за неподходящих сапог, обедах, отдававших крэмом, или других солдатах, постоянно затевавших ссоры.

Он мог бы стать богатым. И все отдал, вот так, запросто.

И тем не менее, от одной мысли об этом Клинке его тошнило. Он не хотел богатства, титулов, армии, даже хорошей еды. Он хотел быть способным вернуть все назад и защитить людей, которые верили ему. Почему он погнался за Носителем Осколков? Он должен был сбежать, как и все. Но нет, он погнался за штормовым Носителем.

Ты защитил своего сверхмаршала, сказал он себе. Ты герой.

Но почему жизнь Амарама стоит больше, чем жизнь его людей? Каладин служил Амараму только потому, что тот был человеком чести. Он разрешал копейщикам укрываться в своем штабе во время сверхштормов, каждый раз другому взводу. В его армии людей хорошо кормили и им щедро платили. Он не относился к своим людям, как к грязи.

Однако разрешал делать это своим подчиненным. И не защитил Тьена, хотя и обещал.

Как и я. Как и я…

Внутри Каладина бушевал шторм из горя и вины. Но одно оставалось ясным, как пятно света на стене темной комнаты. Он не хотел иметь хоть что-нибудь общее с Осколками. Даже прикасаться к ним.

Дверь хлопнула, открываясь, и Каладин повернулся на своем стуле. Вошел Амарам. Высокий, худощавый, с квадратным лицом, в длинном военном пальто, темно-зеленом. Он шел, помогая себе костылем. Каладин критически осмотрел лубок.

Я бы сделал лучше, сказал он себе. И, конечно бы, настоял, чтобы пациент остался в кровати.

Амарам говорил с одним из своих штормстражей, человеком среднего возраста, с квадратной бородой, одетым в черное.

— …почему Тайдакар пошел на такой риск? — сказал Амарам тихим голосом. — Но кто еще, кроме него? Кровьпризраки наглеют с каждым днем. Нам нужно найти, кто это был. Что мы знаем сейчас?

— Только то, что он веден, — ответил штормстраж. — Больше ничего узнать не удалось. Но я продолжу расследование.

Амарам кивнул и замолчал. За ними вошла группа светлоглазых офицеров, один из них нес Клинок Осколков, завернутый в белое полотно. Потом вошли все четыре оставшихся солдата Каладина: Хэб, Риш, Алабет и Кореб.

Каладин встал, чувствуя себя усталым до предела. Амарам остался у двери, сложив руки на груди, ожидая, пока не вошли два последних человека и не закрыли за собой дверь. Тоже светлоглазые, но ниже рангом — офицеры почетной гвардии Амарама. Интересно, они были среди тех, кто сбежал?

И все-таки я поступил умно, подумал Каладин. Самое умное из всего, что я сделал.

Амарам оперся о костыль, вперившись в Каладина блестящими светло-коричневыми глазами. Он несколько часов совещался со своими советниками, пытаясь узнать, кем был Носитель Осколков.

— Сегодня ты поступил храбро, солдат, — наконец обратился он к Каладину.

— Я… — Что ему сказать? Как жаль, что я не оставил вас умирать, сэр. — Спасибо.

— Все сбежали, включая мою почетную гвардию. — Два человека, самые близкие к двери, со стыдом опустили взгляд. — Но ты бросился в атаку. Почему?

— Я вообще ни о чем не думал, сэр.

Амараму ответ не понравился.

— Тебя зовут Каладин, верно?

— Да, светлорд. Из Хартстоуна. Вы помните?

Амарам задумался, слегка смутившись.

— Ваш кузен, Рошон, местный лорд-мэр. Он послал в армию моего брата. И я… я присоединился к брату.

— А, да, — сказал Амарам. — Сейчас я вспомнил. — Он не спросил о Тьене. — Ты все еще не ответил на мой вопрос. Почему ты напал на него? Не из-за Клинка Осколков, верно? Ты отказался от него.

— Да, сэр.

Штормстраж поднял бровь, как если бы не верил, что Каладин отказался от Клинка. Солдат, державший Клинок, с почтительным страхом посмотрел на него.

— Почему? — спросил Амарам. — Почему ты отказался от него? Я должен знать.

— Я не хочу его, сэр.

— Да, но почему?

Потому что он сделает меня одним из вас. Потому что я не могу взглянуть на это оружие и не увидеть лица людей, которых его носитель небрежно зарубил.

Потому что… потому что…

— Я не могу ответить на ваш вопрос, сэр, — сказал Каладин, вздохнув.

Штормстраж покачал головой, подошел к жаровне, стоявшей у стены, и начал греть руки.

— Да, эти Осколки мои, — сказал Каладин. — И я отдал их Коребу. У него самый высокий ранг среди моих оставшихся солдат, и он самый лучший боец среди них. — Остальные трое поймут. Кроме того, став светлоглазым, он позаботится о них.

Амарам посмотрел на Кореба и кивнул людям свиты. Один закрыл ставни окна. Остальные вытащили мечи и шагнули к оставшимся солдатам Каладина.