Вход был завешен длинным брезентовым полотнищем, и Бабкинпокачал головой: поразительно, что никто не утащил его за все эти годы. «Может,здесь никто не появлялся, кроме тех двоих, Кручинина и Головлева?» Он отодвинулполотнище и забрался внутрь.

В шалаше можно было стоять не нагибаясь. Вдоль стены быливыложены сухие ветки, наваленные друг на друга, а в центре стояла перевернутаяржавая кастрюля, вокруг которой проросла мелкая травка. Бабкин оторвал кастрюлюот земли, и под ней обнаружились червяки и жучки.

Пахло сырыми ветками, гнилью и опавшими листьями. Высунувголову наружу, Бабкин вдохнул свежий сосновый воздух и снова вернулся. Приселна корточки и пошарил вдоль стен, откидывая ветки, превратившиеся в сухиепалки.

Тайничок обнаружился быстро – выкопанная в земле ямка,выложенная пакетом и плотно закрытая сверху крышкой от кастрюли – похоже, тойже самой, которую он отодвинул пару минут назад. Сергей ожидал увидеть нож,обязательные рыбацкие принадлежности вроде крючков и блесен, бутылку, в концеконцов, но вместо этого обнаружил еще один пакет, плотно перемотанный бечевкой,и моток синей изоленты. Изоленту он оставил в тайничке, а пакет размотал, иоттуда на ладонь ему вывалилась брошь в виде летящей золотой птицы сглазом-камешком зеленого цвета. Выглядела вещица необычной, и Сергей, аккуратноупаковав ее, сунул брошь в карман.

Дальнейший осмотр внутри ничего не дал. Но хотя бы в этойчасти рассказ Виктории Венесборг был правдивым, а значит, могло быть правдой ивсе остальное.

Выбравшись наружу, Сергей окинул взглядом шалаш, с невольнымвосхищением отмечая, что построен он на совесть. За прошедшие годы большаячасть кольев подгнила, ветки, накрывавшие их, давно съехали вниз под тяжестьюснега и своей собственной, а малина пробралась через щели внутрь, но Бабкинлегко мог представить, как хорошо здесь было восемь лет назад, когда хозяеваприводили шалаш в порядок, обновляли ветки, выстилали себе постели из сосновоговалежника... «Интересно, что же здесь произошло?»

Сергей сделал несколько шагов к старой сосне с раздваивающимсястволом и провел рукой по коре, на которой едва заметен был глубокий след,словно порез – должно быть, в нее втыкали топор. Ладони стало тепло – коранагрелась под солнцем. На медовой слюде заиграли солнечные лучи, похожие наблики в реке.

Сеня сидел перед шалашом и неспешно занимался делом. Времяот времени он отрывал взгляд от своей работы и бросал его на раздваивающийсяствол сосны, росшей в нескольких метрах от входа. На медовой слюде игралисолнечные лучи, казавшиеся ему похожими на блики в реке, – солнце уже двачаса как встало.

За его спиной из шалаша доносился храп: Кручинин, принявшийвчера чуть больше, чем требовалось, не собирался просыпаться, хотя накануне онидоговорились о том, что рванут рыбачить с самого раннего утра. Ну да черт сним, думал Сеня, обводя контур рисунка карандашом, все равно не на рыбалку сюдаездим – так, побаловаться, поиграть в индейцев на природе.

Его кольнула неприятная мысль, касающаяся приятеля, но он нестал зацикливаться на ней – сейчас все его внимание было посвящено предмету,который он держал в руках. В тюрьме он научился вырезать по дереву, иоказалось, что у него есть к этому способности. Со своим набором стамесокСенька мог создать такой рисунок, что люди вокруг только ахали.

Короткий нож с широкой деревянной ручкой всучил емузнакомый, упрашивая хоть чем-нибудь его украсить. Сенька сначала сопротивлялся,объясняя, что не собирается портить сугубо утилитарную вещь, а потом догадался,что никакого практического применения ножу не будет: повесит его хозяин настену и станет им любоваться. После чего согласился взять заказ, и вот теперь,предварительно расписав ручку тонким карандашом, работал штихелем по контурурисунка – медведя, стоящего на задних лапах.

День обещал быть жарким, но пока в лесу стояла соннаяутренняя прохлада. Косые лучи ложились на землю и стволы сосен, сверкали вросе, высыпавшей на редких травинках. Сеня прислушался к храпу, доносившемусяиз шалаша, и понял, что проголодался.

Он вспорол банку тушенки, отрезал ломоть хлеба и принялся снаслаждением поедать всухомятку немудреный завтрак, поглядывая на незаконченнуюработу, отложенную на ближайший пень.

Какой-то звук заставил его насторожиться. Он сам толком непонял, что ему не понравилось, и даже не отдал себе отчета в своих ощущениях,но весь напрягся, как зверь, услышавший запах охотничьих сапог.

Когда кусты малинника сбоку от него зашевелились, Сеня ничемне показал, что видит это, однако плавным движением потянул из-за поясасобственный нож – не игрушку, а настоящий, охотничий – и замер, дожидаясь, поканезваный гость покажется на свет из кустов. Животных на островке быть не могло,а значит, к ним пожаловал человек. То, что пришелец явно прятался, говорило овраждебных намерениях, и Сеня подумал, не свистнуть ли Кручинину, чтобы тотпроснулся, но затем решил, что пока не стоит. Это мог быть всего лишь местныйголицынский алкаш, которого сдуру занесло на остров.

Краем глаза он следил за кустами, фальшиво насвистывая себепод нос и делая вид, что увлечен размазыванием тушенки по куску хлеба. Узкоеострие охотничьего ножа плавно приминало кусочки, и на землю падали капелькивкусно пахнущей жидкости.

Прошла еще пара минут, и из кустов наконец выполз человек.Он издал негромкое мычание, и Сеня, повернув голову, увидел, кто это такой.

Идиотик. Узколобый мальчишка непонятного возраста («летпятнадцати, что ли?») с глубоко посаженными косыми глазами, выпяченной нижнейгубой и слишком длинными, непропорционально длинными, как веревки, руками,пальцы которых были похожи на распухшие сосиски. Руки Сеня заметил в первуюочередь, потому что парень тянулся к ножу, лежавшему на пеньке.

– Эй!

Сенька окликнул его негромко, однако идиот дернулся так,словно и не подозревал о существовании человека, сидевшего всего в несколькихшагах от него. «А черт его знает, – подумал Сенька, – может, и всамом деле не подозревал. Поди разберись, что там у них в голове, уушибленных».

– Не трогай. Нельзя.

Неизвестно, понял дурачок его или нет, но руку отдернул. Онбыл в шортах и короткой цветной рубашке, и с его одежды стекала вода.

– Вплавь добрался? – озадаченно спросил Сеня. – Нуты даешь... Тут же течение.

– М-м-м... – промычал парнишка, выкатив на негомутноватые белки. – Ку-уре-оша...

– Куреша, угу.

– Ку-уре-оша! – настойчиво повторил идиот.

– Да, да. Понял я, понял.

– Ку-уреша! – Мальчик повысил голос и даже головойзатряс, словно так ему было легче произносить слова. – Ку-уре-оша – Алеша!

Выговорив заключительное слово, он облегченно плюхнулся назадницу и заулыбался, щеря редкие зубы.