— Разберусь. Уходи. Огородами уходи. И семью забери.

Председатель шевельнул кадыком, принимая трудное для себя решение. Потом пожал ему плечо.

— Как звать-то тебя?

— Иваном.

— Выживу, сына назову, — крикнул Председатель уже по дороге к крыльцу. Жерло танка будто почувствовало движение и медленно наехало на расписной наличник. Иван взглянул туда и понял, что жена Председателя не спряталась в подвале. Медлить было нельзя. Он чиркнул запалом, размахнулся и бросил бутылку точно в моторное отделение танка.

Раздался звон разбившейся бутылки, и по броне танка побежали огненная жидкость. Над танком поднялся вонючий черный дым. Сквозь него прямо над Иваном пронесся рыжий филин. Иван увидел как птица проткнула собой стекло резного окна и исчезла в темном омуте, за ним прыгнула белая кошка и последним, гавкнув в его сторону, был черный пес.

Ивану уже не надо было говорить, что будет дальше. Разбежавшись, он с силой оттолкнулся ногами и нырнул, вытянув руки вперед. Раздался выстрел, и его бинты загорелись.

Открывать глаза не хотелось. Было приятно лежать и ощущать свои руки, ноги, пальцы. Играть мышцами. Водить языком по небу. Дрожать веками, так чтобы они чуть приоткрывались, и сквозь ресницы проникал свет. Можно было даже пошевелить ушами. У Ивана никогда этого не получалось, но тут он почувствовал, шевелятся.

— Кажется, приходит в себя, — услышал незнакомый мужской голос.

— Да, вторые сутки пошли, но выкарабкается. Уверена.

«А вот этот голос мне знаком! Точно знаком!» Иван открыл глаза и увидел Степаниду. Она стояла над ним и была одета в форму майора полиции. В руках она держала папку и его документы. Рядом стоял мужчина в белом халате. «Наверное, доктор!» — подумал Иван. Он поводил глазами вокруг. Больничная палата на несколько человек. Но сейчас в ней были только он, Степанида и мужчина в белом халате.

— Где я? — разлепил губы Иван.

— Хороший вопрос. А вы ничего не помните? — спросил его врач.

Иван пожал плечами.

— Как очутился здесь, точно не помню.

— Ну, товарищ майор с Вами побеседует. Вам все расскажет. Меня же интересует Ваше самочувствие. Больной, как себя чувствуете?

Иван не смог сдержать улыбки. Это был самый приятный вопрос.

— Себя чувствую отлично, — ответил он как космонавт. — Полет продолжает!

— О, юмор, ценю, — врач наклонился над ним и показал ему палец. — Следите за движением!

Иван повторил глазами все вращения.

— Так, реакция нормальная. — Врач повернулся к майору, — В принципе, у меня вопросов нет. Капельницу мы убрали. Может отдохнуть еще денек, если захочет, но а так он весь ваш.

— Доктор, я здоров? — спросил Иван.

— Полного осмотра вашего состояния мы не проводили, конечно, но учитывая то, что Вы попали к нам без сознания. Сейчас ваш организм в удовлетворительном состоянии.

— А когда я могу пойти домой?

— Вот с товарищем майором все уладите и можете быть свободны. Нечего койку занимать. Ну, я пошел. Мне еще обход делать.

Степанида кивнула головой.

— Да, идите. Мы тут побеседуем с … — Она заглянула в паспорт Ивана, — господином Сазиковым. Это Вы?

Иван поднялся на руках. И сел в постели.

— Не, буду отрицать. Я. А как у Вас оказались мои документы?

— Они из машины, марки «Мерседес», номер Р257АМ подмосковный регион. Это ваша машина?

— Да, моя. Где она?

— Вы оставили машину на обочине трассы в зоне действия знака «Стоянка запрещена». Ее увезли на штрафстоянку.

Иван откинул голову к спинке кровати и прошептал.

— Вы не представляете, как я рад это слышать.

Степанида не удивилась.

— С возвращением. С Вами все в порядке?

Иван засмеялся.

— В полном, в полном порядке. Да, да. Продолжайте. Что я еще натворил?

— Пока ничего.

Степанида села на соседнюю кровать и достала из папки листок.

— Я дознаватель Рязанского областного ГУВД, Степанида Петровна Волхова. Майор полиции. Веду ваше дело. Выясняю обстоятельства вашей травмы.

— Какой травмы?

— У вас на щеке крупная рана. Судя по ее характеру, она была произведена из огнестрельного оружия с короткого расстояния. Кто в Вас стрелял, Вы можете сказать?

— Танк, — ответил, не задумываясь, Иван, — из крупнокалиберного пулемета.

— Какой еще танк?

— Немецкий. Это точно. Какой марки я не знаю, я в деталях не разбирался.

— Где и когда это было? При каких обстоятельствах? Можете сказать?

— Деревня Пятница под Каширой, в октябре 1941 году, во время прорыва танков Гудериана, — без запинки вспомнил Иван.

Степанида тяжело вздохнула и посмотрела на Ивана грустными все понимающими глазами.

— А в протоколе то, что мы запишем?

Иван догадался, что с точки зрения обычной логики его ответ выглядел нелепо. И он сразу все понял.

— Не помню. Не помню, кто в меня стрелял. Приехал в деревню Волхвы, чтобы сфотографировать наличники. Я фотограф, увлекаюсь деревянной резьбой. Искал интересные образцы.

— Ну, вот уже лучше, — Степанида положила ему на тумбочку документы. — Это ваши, проверьте там все на месте? — И продолжила опрос. — Как вы попали в район поймы реки Проня, в бывшую деревню Волхвы?

— Что значит бывшую?

— Как жилого объекта деревни уже давно не существует. Официально все жители получили квартиры в новом микрорайоне города Рязань, и давно туда переехали. Все дома в деревне назначены под снос, а на ее месте будет развернут полигон бытовых отходов.

— Какой еще полигон?

Степанида заулыбалась.

— Калинов мост. Так его прозвали в народе, по имени нашего губернатора.

— Бред, какой и что никто не протестует?

— Ясненько. То есть вы хотите сказать, что вместе с активистами экологического движения выступаете против решения областного правительства? И в деревне оказались для участия в несанкционированных акциях? Так?

Степанида надавила на последнее слово и взглянула в глаза Ивану. Иван все понял, но на всякий случай озвучил.

— Вы хотите, чтобы именно это было записано в протоколе? Да? Но я ни с какими активистами не связан. Я приехал фотографировать наличники. Честно.

— Допустим. А как тогда в Вашем фотоаппарате появились эти фотографии?

Степанида достала из тумбочки фотоаппарат, Иван заметил, что в тумбочке лежит и его разбитый планшет. Майор показала ему кадр в его фотоаппарате, на котором были изображены хеврулы Чингизхана. Кадр был очень удачный. Как будто вчера сделан.