— Это, это, — Иван попытался быстро найти здравый ответ. — Это реконструкторы. Я их встретил по дороге в деревню.

— Отлично, так и запишем. — Степанида облегченно вздохнула, и записала все в протокол. — И мой вам совет, так всем и говорите, во избежание неприятностей. Вам все ясно?

Она протянула ему папку с листом.

— Вот здесь распишитесь.

Иван оставил свой автограф. И вернул ручку. Он открыл было рот, чтобы что-то спросить, но Степанида прервала его, снова строго глядя в глаза и перейдя на «ты».

— Тебе все ясно? Никому. Даже жене, понял. Если не хочешь всю оставшуюся жизнь прожить юродивым. Вот моя визитка. Если будут вопросы. Звони. Мы всегда рядом. — И для закрепления смысла слов повторила, — все понятно?

— Понятно, — вздохнул Иван. — Кроме одного. Кто такие мы?

— Мы — это Волхвы. И как бы это не звучало для тебя странно, ты теперь один из нас. Скажу честно, я не хотела этого. Но так получилось. К сожалению.

— А что мне теперь с этим делать?

— Пока просто живи. Деревню действительно хотят сносить. Василиса придумала этот план, и мы рассчитывали, что ты как известный фотограф сможешь обратить внимание на уникальные объекты в деревне.

— На наличники?

— Да, — Майор кивнула головой, — ты занимался ими много лет, и она хотела показать тебе их истинную сущность, на малом круге. Легкое путешествие, туда и обратно. Ну, вроде турпоездки. Поразить тебя в самое сердце. Понимаешь?

Иван вспомнил, как он стоял на берегу реки Калки и ощущал холод булатной стали в руках. Меч был прекрасен.

— У нее это получилось, — усмехнулся он, и задумался. — Да, думаю, многие бы заплатили большие деньги за такое аттракцион.

— Но что-то пошло не так, — продолжила майор, — и ты попал на большой круг. Скажу честно, шансов вернуться у тебя почти не было.

Пробежавший мороз по коже, напомнил Ивану и ту бездну времени, которую он провел как бестелесное существо.

— Охотно верю!

— Но ты прошел, все точки инициации и вернулся. Теперь по объему полученной информации ты волхв высшей категории, но без посвящения.

— И что дальше?

Она встала.

— Все что могла, я тебе сказала. Свой выбор ты будешь делать сам.

На выходе она обернулась.

— Да, чуть не забыла, я взяла на себя смелость и забрала твою машину. Поэтому никаких штрафов платить не надо. «Мерседес» сейчас стоит здесь у больницы. Можешь считать это тебе моим подарком.

И немного промолчав.

— Еще раз с возвращением и извини, нас за то, что так получилось. Если сможешь, конечно. Твоей жене мы сообщили, что на тебя было совершенно нападение. Она сказал, что приедет за тобой.

* * *

Иван остался в палате один изучать потолок. Не то, чтобы ему что-то сообщили новое. Все-таки годы в чужих телах его многому научили. Все это уже успел и сам понять, но одно дело догадки, другое дело услышать от реального человека. Или не реального? Все это еще предстояло проверить, а пока, это чувствовал точно, думать, что делать дальше ему ну никак не хотелось. Наконец-то он в своем времени и в своем теле! Вот что главное! Он может шевелить своими руками, ногами, крутить головой, когда сам захочет. Это такой кайф… К черту больницу! Домой, домой. К жене.

Иван сгреб в охапку свои документы. Достал из тумбочки фотоаппарат и планшет. Снял со стула футболку и джинсы, залез в свои разбитые берцы и ощутил себя самым счастливым человеком.

Ощущение близкое к нирване догнало его, когда сел за руль машины и втянул ноздрями запах потертой кожи салона. Не хватало еще маленькой детали. Иван аккуратно взял свой планшет. Стекло было треснуто, но не сильно. Подключился к зарядке и привычным движением провел пальцем по экрану.

Поразительно, в сети всего три дня, но почти сразу же после подключения на него обрушился град смс и пропущенных звонков. Жена пыталась набрать его 56 раз. Звонила мама. Из типографии. Друзья сообщали, как им классно в Абхазии.

— Как мало надо для счастья? — мелькнуло у Ивана в голове, и он принялся набирать свою Мулю.

* * *

Жена сообщила ему, что сломала ноготь и не сможет выехать за ним немедленно, так как должна была заехать к своему мастеру, чтобы подправить маникюр. Собственно поэтому она ему столько раз и звонила, и была сильно раздражена, что он уже третьи сутки подряд, никак не хочет взять трубку.

Иван с удовольствием выслушал еще раз все, что о нем думает Муля! Конечно, ему и раньше прилетало от нее, но сегодня она была особенно в ударе. Впрочем, Иван отметил для себя, что еще три дней назад, он бы впал в рефлексию по этому поводу, а сейчас только подумал, что уже больно сильно его жена стала ругаться. Прямо как старуха из сказки Пушкина, которую слушал на балу у графа. Не рановато ли?

Однако, память услужливо напомнила ему для чего собственно была создана женщина. В ее функции спасение мужчин из неприятностей явно не входила. Да, и чем собственно она могла ему помочь? Еще саму бы пришлось спасать, учитывая, что она за пределы Садового кольца выезжала только к морю. То есть до ближайшего аэропорта.

Да, повидав на своем веку многих женщин, он был вынужден констатировать, что его Муля самая настоящая блондинка, и тем не менее, Иван ее любил. Ну, что тут поделать!? Стремился к ней всем своим телом, ее хотел… и чтобы было самое важное, несмотря на капризы и обиды, которая Муля выплескивала на него, она тоже явно скучала по нему и ждала. Это Иван понял даже сквозь поток самых страшных угроз, которые вылились на него.

Она скучала по нему. И это было самое главное! Может быть, только из-за этого он и смог вернуться!

Думать и мечтать о встрече с женой, ему практически сразу, как только он выехал из Рязани, стали мешать голоса.

Причем это было не образное поэтическое сравнение, а вполне конкретное физическое ощущение. Голоса врывались к салон машины вместе с шумом трассы и были как звуки многих радиостанций, которые ловит радиоприемник при быстрой прокрутке.

Обрывки фраз и шелест ветра в боковом стекле. Голоса доносились снаружи автомобиля. Кричали ему вдогонку. Иван поднял стекло и включил кондиционер. Попытался сосредоточиться на дороге и музыке из нормального радиоприемника, который он включил погромче.

Как только правила дорожного движения разрешали прибавить больше девяноста километров в час, голоса становились тише, но стоило сбросить скорость до шестидесяти, въехав в какое-то село или деревню, чьи дома окнами смотрели на дорогу, голоса снова накатывали на него волнами с прежней силой.

Они его звали. Звали зайти в гости, и поздороваться с хозяином. Рассказывали ему свои и чужие истории. Пели песни. Плакали. Травили байки и анекдоты.

Можно было бы списать сей феномен на то, что все же большую часть своей жизни он занимался тем, что фотографировал наличники, а голоса — это от волнения и пережитых впечатлений, но … тем не менее они были. С этим надо было тоже что-то делать?