– А я-то здесь причем?

– Ответьте, пожалуйста.

– Зависит от ситуации. Наверное, могу и заплакать…

– Кайф! – расплылся в улыбке Вольник.

– Что кайф? – искренне не поняла Марго.

– Если б вы ответили: никогда в жизни, я бы вам неповерил, а так… Марго, я клянусь, что никогда не доведу вас до слез.

– Полагаю, что так, с какой это стати мне из-за васплакать? Я же ваши трубы рекламировать не буду, так какие у нас с вами могутбыть дела?

– Ух вы как! Ошибаетесь, уважаемая, у нас с вами ещевсякие дела будут.

И он так посмотрел на нее, что у нее внутри все задрожало.Но вовсе не от страха. С ума я сошла, что ли? Сейчас я этому наглецу покажу…

– Юрий Валентинович, простите меня, но вы что, неработаете? Или вы в отпуске? Неужто в вашем бизнесе у генерального директораесть время средь бела дня точить лясы с незнакомой женщиной? Почему у васмобильники не звонят? У меня вот совсем небольшой по сравнению с вами бизнес, ателефон звонит постоянно.

Он смотрел на нее с каким-то дурацким выражением лица, нанем была написана смесь обожания и удивления.

– Отвечаю по пунктам. Во-первых, я в отпуске,во-вторых, перед приходом к вам выключил все три мобильника, и, наконец,в-третьих, мне крайне редко удается поговорить с женщиной и умной, и красивой.Умные встречаются, еще какие, почище вашего, но они, как правило, некрасивые, аесли даже и красивые, то какие-то не совсем женщины, тьфу, одним словом, язапутался, но вы же меня поняли, правда?

И опять он посмотрел на нее так, что она задрожала. Чертзнает что такое, да он мне совсем не нравится, что ж это за наваждение?

– Кажется, поняла, – едва заметно улыбнулась она.

– Маргарита Александровна, к вам Янина Марковна, –доложила секретарша.

– Извините, Юрий Валентинович, я не могу не принять…Вас сейчас проводят в студию, к Юле…

– Да пошла она…

– И все же я не могу больше уделить вам время.По-моему, я сделала для вас все, что было в моих силах.

– Лена, пусть Янина Марковна входит.

В дверях показалась весьма причудливо одетая дама летпятидесяти с выкрашенными в ярко малиновый цвет волосами. Марго поднялась ейнавстречу.

– Прошу, прошу, дорогая Янина Марковна, садитесь. Чай,кофе?

– Марго, я позвоню, и пусть ваша девушка проводит меняв студию.

– Прекрасно! Леночка, проводи Юрия Валентиновича.

– До встречи, Марго!

– Марго, дорогая, кто этот тип? – низкимпрокуренным голосом пропела Янина Марковна, хозяйка сети косметических салонов.

– Да так, один заказчик.

– Заказчик? Странно, он не похож на вашего заказчика…

– Заказчики бывают самые разные, – вздохнулаМарго. Ей, как ни странно, было жаль, что Вольник ушел. А впрочем, слава богу,зачем он ей, собственно, нужен?

– Нуца, скажи, пожалуйста, что за человек был дядяСережа?

– Почему ты спрашиваешь, детка?

– Хочется понять, я же его совсем не помню.

– Знаешь, говорят – о мертвых или хорошо, или ничего.Так вот, мне нечего сказать. – Нуцико нервно закурила.

– То есть он был плохой человек?

Нет, это не то… – поморщилась Нуцико. – Пойми, если былюди делились просто на плохих и хороших, жить было бы проще. Ты же умнаядевочка, почему ты задаешь такие примитивные вопросы? Сережа был… мне кажется унего был очень тяжелых характер… Он хотел быть музыкантом, как отец, но у негоне было таланта, он страдал, ненавидел отца за то, что у него не получалось…

– Но ведь и у мамы, и у дяди Левы тоже с музыкой неочень…

– Они совсем другие люди, детка… Сережа ведь вопрекивсему закончил Гнесинку, частенько выезжая на имени отца, и все равно неполучалось… У него был друг, они вместе учились в Гнесинском, кажется, егозвали Вадим… Он после училища начал играть в ресторанах, Сергей же считал этониже своего достоинства. Вадима заметили, пригласили в эстрадный коллектив,вскоре он начал писать песни, песни имели успех… Как же Сергей еговозненавидел. Он ходил повсюду и рассказывал гадости о Вадиме. Твой дед был вярости… Ну вот, не хотела говорить, а ты из меня вытянула. Все, больше ни словао Сереже.

– Нуца, он же был красивый…

– Да, бесспорно, но как ни странно, в нем совсем небыло обаяния. Он при всей своей красоте не нравился женщинам. Вот Лева, он жесовсем некрасивый, а женщины от него мрут, как мухи.

– Это, конечно, стыдно, но я совсем не знаю, чем же онзанимался, если с музыкой не вышло?

– Работал в журнале «Музыкальная жизнь».

– Да? А что же он делал в той дыре, куда они уехали стетей Алей?

– Детка моя, я не знаю. Он ведь уехал и сгинул. Маргокак-то отыскала его, вернее Алю и когда могла, посылала какие-то деньги и послесмерти Сергея тоже.

– Да, грустно…

– Ты права, очень грустно. Сергей ведь практическиугробил себя. Зависть, злоба, комплекс непризнанного гения…

– Нуца, помоги мне!

– Чем помочь, детка, в чем?

– Понимаешь, мы с Таськой решили докопаться до семейнойтайны, мы думали, есть какая-то тайна, отчего дядя Сережа порвал с семьей. Атайны-то выходит, нету.

– Похоже, что так. Можно, разумеется, счесть тайной туконкретную причину ссоры Саши с Сергеем, но…

Тошка хотела уж признаться, что читает дневники деда, новдруг испугалась…

– Я обещала Таське расспросить тебя и Эличку, но что жея ей скажу? Что ее папа был злобным, завистливым и бездарным?

– Боже тебя сохрани. Скажи, что ни я, ни Эличка простоничего не знаем.

– Да, наверное так лучше, – упавшим голосомпроговорила Тошка. Она чувствовала себя загнанной в угол… Утром Таська прислалаэсэмэску «Жутко скучаю. Узнала что-нибудь?», Тошка ответила: «Пока нет. Тожескучаю. Жутко!»

Да, одна тайна практически стерта, словно ластиком иливыведена как пятно. Побрызгали пятновыводителем и нет ее, тайны… Есть толькообраз удивительно неприятного человека, совершенно выбивающегося из всей семьи…Вон даже мамин муж классно вписался в семью, и Таська и Аля… Говорят же, всемье не без урода, значит, Таськин отец тот самый урод? Как-то грустно этосознавать и ни в коем случае нельзя говорить об этом Таське. И нет больше тайны.Нет, тайна все же есть. Как писали в старину «Тайна госпожи Н». Правда, там Нбыло латинское, но это уже мелочи. Но вот поделиться этой тайной с Таськойневозможно, нельзя давать ей в руки дневники, где так много дед пишет о том,как не любит среднего сына. Деда это мучило… Таинственная Н. появлялась вдневниках нечасто, но всегда с припиской «Буря чувств», что Тошке казалосьверхом безвкусицы. Неужто нельзя было о любимой женщине написать просто «Как ялюблю ее», а в другой раз «Я ее ненавижу», а то «буря чувств»! Поди разберись,что там за чувства…