Мать сбежала с крыльца мне навстречу и крепко обняла, ничего не говоря. Она не подкрасилась, и, хотя табаком от нее пахло, спиртного я не учуял. Когда она меня целовала, я ощутил, что у нее на губах остался вкус диетической колы. Не выпуская меня из объятий, она поблагодарила отца Дули и сказала, что завтра мы ему позвоним. Как только мы вошли в дом, мать закрыла дверь и взяла мое лицо в ладони. Глаза у нее были заплаканные и усталые.

– Господи, ты хоть немного представляешь, что я пережила? – Она вытерла глаза и повела меня в гостиную. – Ты и понятия не имеешь, что я передумала. Я боялась, что ты мертв. – Говоря это, она смотрела в пол. – Я думала, ты поехал волонтерствовать, но позвонил отец Дули и сказал, что ты не появлялся. Тогда я решила, что ты еще спишь, представляешь? – Она схватилась за пояс платья. Маленькие костяшки пальцев пожелтели, когда она стиснула руки. – Он был какой-то расстроенный, попросил дать тебе трубку. Дверь у тебя была распахнута, я заглянула и поняла, что ты не ночевал дома. Знаешь, как я испугалась? Я все думала – где ты, где ты, и не знала, кому звонить и куда бежать. Отец Дули ждал на телефоне. В приходе ты не появлялся, значит, прошло уже больше суток, а может, и двое суток. Я понятия не имела, куда ты делся, я просто с ума сходила. К счастью, отец Дули приехал быстро.

– Он приезжал сюда? Что он сказал?

– Он сразу позвонил ей. Ну, Елене. Первым делом он позвонил ей – представляешь, как мне стало неловко?! Что ты там делал? Почему мне не сказал? – Она тяжело дышала, кусая губу и глядя в пол. – Я даже не знала, что ты уехал, – сказала она тише. – Честно. Ты представляешь, что я чувствовала?

Отец Дули и отец Грег всех уверяли, что я не появлялся в приходе Драгоценнейшей Крови Христовой. Они откровенно лгали моей матери. Значит, отец Грег напуган не меньше моего.

Мать обняла меня и начала медленно покачиваться.

– Никогда больше меня не оставляй, – сказала она мне в плечо. – Я не выдержу, если и ты уйдешь.

– Я дома, – сказал я.

Это было все, что ей хотелось слышать, и самая легкая правда, которой я мог поделиться. Похоже, всем хотелось твердой уверенности, и немедленно. Приятно было оказаться тем, кто дарит такую уверенность.

Два дня мы с матерью сидели на ее кровати и смотрели «Эту замечательную жизнь», «Мистер Смит едет в Вашингтон» и «Пригоршню чудес». Если предсказуемость и благонадежность слащаво-оптимистических финалов не служит прекрасным успокоительным, то я уж и не знаю. После просмотра пары таких фильмов подряд начинает казаться, что добиться желаемого вовсе не так сложно, словно оно есть на распродаже в «Мейсис», и единственная проблема – добраться до Тридцать четвертой улицы, прежде чем разберут твои вожделенные мечты. Однако моя новая жизнь не желала начинаться с беготни по скользкой Мэйн-стрит, размахивания шляпой и оповещения всех в кофейне и на почте о том, что я головокружительно влюблен в себя. У меня по-прежнему был шрам на руке, который не сотрешь, а голос отца Грега звучал в ушах.

В воскресенье я немного повалялся в постели, слушая новости. Америка побеждала в войне с терроризмом, Карзай – наш человек в Кабуле. Фрэнк Капра[6] мог бы гордиться: обещания восстановить порядок в кратчайшие сроки раздавались направо и налево. Когда я спустился на кухню, был почти полдень. Рабочий стол был присыпан мукой, рядом с большой миской стояла бутыль ванильного экстракта, а толстая, девственно-чистая кулинарная книга лежала открытой на краю стола. Мать стояла над сковородкой, помахивая деревянным половником под музыку восьмидесятых – из стереосистемы звучал синтезатор, – и своеобразно пританцовывала на месте: легкие толчки проходили от бедер до ступней.

– Мне сегодня надо кое-куда съездить, но я не хотела уходить, пока ты не встанешь.

– А что ты делаешь?

– Жду, пока появятся пузырьки. Когда пойдут пузырьки, значит, можно переворачивать.

– Нет, я про то, что ты печешь блины.

– Я люблю готовить завтрак.

– Обычно в блендере.

Она махнула на меня половником.

– Хватит. Ты проспал, поэтому даже не пробуй острить. Я сорок пять минут занималась на велотренажере и уже сделала себе шейк, спасибо. Это я пеку для тебя.

Мать тоже съела блинчик, но без масла и сиропа. Присев напротив меня за рабочий стол и попивая болотного цвета жижу (полезный для здоровья коктейль), она поделилась бизнес-планами. На рождественском вечере Синди подбросила ей идею, и мать вдруг загорелась.

– Движущееся тело обретает кинетическую энергию, – заявила она. – Простой закон физики. Иди вперед и не оглядывайся.

Синди предложила ей заняться планированием праздников, и мать ухватилась за эту мысль не раздумывая. Прошла всего неделя, а она уже заморочилась с оформлением документов.

– Никто не умеет устраивать праздники так, как ты, – сказал я.

– Это же так интересно, правда? – подхватила мать с маниакальным блеском в глазах.

Однако у нее действительно оказался готовый бизнес-план, и я восхитился ее решимостью начать жизнь заново. Когда-то Синди открыла в городке арт-галерею, давно превратившуюся в процветающий бизнес, и у нее в друзьях имелись нужные люди, которые помогут матери начать. Она уже составила список потенциальных клиентов, прекрасных возможностей и помещений для небольшого шоу-рума.

– Я человек домашний, ну так пусть это и будет мой бизнес! Я не стану избегать людей – наоборот, я буду устраивать праздники на множество гостей, и не только в нашем доме.

– Все так быстро меняется, – заметил я.

– Меняется, и слава богу, Эйден. Я позабочусь о нашей семье.

Хоть бы Елена поскорей вернулась, подумал я. Она поддержала бы детский задор матери или подсказала бы мне, как соответствовать новым реалиям. Мне хотелось заразиться куражом и энтузиазмом матери, но я не знал, как справиться с этим в одиночку.

Мать принялась звонить по делам и закончила уже к вечеру. Она нашла меня в моей комнате за чтением.

– Мне надо ехать, иначе я уже не соберусь, – сказала она. – Поедешь со мной?

– У меня уроки. А тебе удачи, ты отлично справишься.

Мать улыбнулась, подошла к креслу и обняла меня.

– Спасибо, – тихо произнесла она.

Нас прервал звонок в дверь. Мать спустилась в холл открыть. Я поплелся за ней – гораздо медленнее. День уже начал гаснуть, но через узкое окно у двери я увидел у крыльца голубой «Линкольн» и вздрогнул. Я снова ощутил осколки стекла в руке, рядом послышалось его дыхание – горячее, зловонное. Я схватился за перила парадной лестницы, чтобы удержаться на ногах, и стал медленно утекать внутрь себя, будто происходящее переместилось на экран телевизора, а не разворачивалось в той самой комнате, где я находился. Мать открыла дверь, отступила назад и поприветствовала гостя с обычным радушием. Его голос проник в дом раньше его самого и пригвоздил меня к месту. Мать делала мне знаки спуститься и тоже поздороваться.