– Тере! – крикнула Елена, но Кандидо опередил ее, взяв Терезу за плечо.

– Ладно, ладно, хватит, – сказал он не особо убедительно, встав между нами, и указал на меня: – Ты принес проблемы в мой дом?

– Пожалуйста, – начала Елена, – пожалуйста, он ничего не сделал, – сказала она по-испански. – Он бы не стал.

– Ты не знаешь наверняка, – возразил ее муж.

– Знаю! – крикнула Елена. – Знаю. – Она встала между мной и Кандидо.

Когда я обернулся, Кандидо брал со стены беспроводной телефон.

– Он ничего не сделал, – умоляла Елена. – Это его родители, я тебе рассказывала. Погляди на него, что он может сделать? – Она протянула руку. – Дай я позвоню миссис Донован.

– Конечно, позвонишь, – сказал Кандидо. – Ей и священнику.

Он подал Елене телефон, на который она рассеянно смотрела несколько секунд, затем повернулась ко мне и погладила по щеке.

– Все нормально, m’ijo, все хорошо. С тобой все будет хорошо.

Я обмяк и позволил себя обнять. Дети Елены смотрели на меня во все глаза. Не волнуйтесь, хотел я им сказать, ее хватит для всех. Будто я мог за это ручаться и это не было бы оскорблением.

Говоря по телефону, Елена ходила у раковины. Всем был прекрасно слышен визгливый поток ругани из трубки.

– Нет, мэм, – иногда вставляла Елена.

Она протянула мне телефон, но я не хотел отвечать. Я взял трубку обеими руками и смотрел на нее.

– Милый? – пискнула мать издалека. – Милый? – Я приложил трубку к уху. – С тобой все в порядке?

– Я с Еленой.

– Это я знаю, милый, но с тобой все в порядке? – Голос у нее был осипший. – Все в порядке?

– Конечно, – ответил я. – Я ведь с Еленой.

– Я знаю, знаю, ты сейчас с Еленой, но ты же пропал!

– Нет. Я ушел.

– Ты хоть представляешь, что я передумала? Тебя заберет отец Дули, я не могу сесть за руль в таком состоянии…

Я не знал, что сказать. Было слышно, как мать шмыгнула носом.

– Отец Дули?

– Я ему очень благодарна, он проявил небывалую доброту. Я и не понимала, до какой степени мне нужна поддержка, пока он не пришел сюда. – Она глубоко задышала. – Мне уже легче, – продолжала она спокойнее. – Я рада, что ты скоро приедешь домой.

Я передал трубку Елене. Закончив разговор, она сразу подошла к Кандидо, и он ее обнял.

– Я совершила ошибку, – сказал она ему. – Прости меня. Я должна была сразу сказать.

– А зачем? – возразил он. – У тебя всегда все на лице написано.

– Не понимаю, – задыхаясь, выговорил я. – Она почти не обращала внимания, когда я уходил. Ей же все равно!

Елена резко высвободилась из объятий Кандидо.

– Она тоскует по тебе, – сказала она мне.

– Именно сейчас? – переспросил я. – Когда она вообще по мне тосковала?

– Ты пришел сюда. Уехал и пришел сюда, ко мне. Ей не хватает тебя, m’ijo. Я знаю. Тебя заберет отец Дули, – добавила она. – Он уже выехал.

Кандидо покачал головой.

– Бог за тобой присматривает, – обратился он ко мне. – Всегда.

Должно быть, он хотел меня ободрить, намекая, что это незримое всевидящее око защитит меня в случае чего, но вместо этого мне вспомнились глаза отца Грега, налившиеся кровью от выпитого скотча, мутные от боли и ярости.

– Нет, – ответил я, – нет, я доберусь на поезде. Или вызову машину. Я не хочу возвращаться с ним, пожалуйста!

– Я сделаю так, как просил отец Дули, – настаивала Елена. – Ты уедешь с ним. Тебе нужна помощь.

– Я не могу, я не хочу!

– Довольно! – перебил Кандидо. – Прекрати вопить. В этом доме ты не будешь ей указывать, что делать. – Он шагнул ко мне и схватил за руку. – Ты пришел в мой дом и в моем доме будешь вести себя по моим правилам. – Он встряхнул меня, но сдержался и отпустил. – Мы поступим, как просил священник, ты отправишься домой вместе с ним.

Холодная пустота разверзлась под ложечкой и поползла по телу. Я покачнулся. Я слышал свое имя, но не понимал, откуда меня зовут. Голос казался знакомым, будто отец Грег вдруг оказался в гостиной Елены и повторял мое имя, подзывая меня к себе.

Елена велела Кандидо отвести Матео наверх, а мне позволила помочь ей домыть посуду. Тереза стояла в дверях, прислонившись к косяку.

– Не законченный же ты подонок, – говорила она. – Ты же вон, с обоями сливаешься. Вылитый призрак. Что такого скверного ты мог натворить?

– Тере! Марш наверх сейчас же! Оставь нас одних.

Тереза уловила страх в голосе матери и, подчинившись, с раздражением потопала по лестнице. Хлопнула дверь.

– Прости, – сказал я наконец. – Я не знал, куда еще пойти. Я не мог там оставаться.

Елена долго держала тарелку под струей воды, глядя на нее.

– Твоя мать очень расстроена. – Она покачала головой, закрыла воду и передала мне последнюю тарелку. – Она сердится не только на тебя, но и на меня тоже.

– Прости, – повторил я. – Я думал, ничего страшного…

– По мне, так и есть. – Елена улыбнулась, но как-то натянуто, будто учительница в академии или какая-нибудь гостья вечеринки, перед тем как исчезнуть в круговороте толпы.

– А что, если я не поеду домой? – не выдержал я.

– Нет, тебе надо ехать.

Елена подвела меня к дивану и усадила, а сама встала у лестницы, поглядывая наверх, куда изгнала всю семью. Она стояла, как на часах, словно желая защитить, только не знала, кого и от кого. Откинув голову на спинку дивана, я смотрел в потолок, на неровную краску и трещины – приметы времени и естественного распада. За окном мигнул и погас уличный фонарь, стоявший ниже дома. Я чувствовал на себе взгляды Елены и Девы Марии со стены.

Наверху капризничал Матео, не желавший ложиться спать, но Кандидо утихомирил сына меньше чем за минуту. Он не кричал, но в его голосе была твердость и требование уважения. Вряд ли Кандидо меня ненавидит; скорее, он удивлен, как это можно вот так просто вторгаться в частную жизнь его семьи. Я хотел объяснить, что я и не пытался. Будь мне куда пойти, я бы не пробрался в этот дом как преступник и вообще не поехал бы в Нью-Йорк, но чего уж теперь… Разве не глупо отматывать время назад и корректировать тот или этот выбор? Так можно дойти до самого зачатия и сказать: оно мне вообще надо? Вон что ждет впереди!

Приехал отец Дули: мы услышали, как машина делала разворот в три приема. Елена повела меня вниз по длинной лестнице.

– Мы к вам подойдем, святой отец! – крикнула она.

Дули, сутулясь, неподвижно стоял у машины, опираясь на трость. Фонарь загорелся, но замигал и снова погас. Я различал только его силуэт, и то потому, что пальто слегка колыхалось на ветру. Мне хотелось кинуться по лестнице через две ступеньки и выбежать на улицу, которая вела к железной дороге. В машине было совершенно темно, и я гадал, уж не приехал ли и отец Грег и что они в таком случае со мной сделают. Меня охватила знакомая безысходность, ощущение, что меня ведут по ступеням в беспросветный мрак, где от меня ничего не зависит.