Она улыбнулась холодной улыбкой.

– Не думаю, что мне дано писать для императоров. – Ирония была жгучей. – Я не создана для церемониалов. Этот дом, я его хозяйка – вот избранный мной способ служения империи.

Он посмотрел на нее с изумлением. Она оценивала этот пост, исходя из его обязанностей, а не как опору для честолюбивых замыслов.

– Справедливо, – сказал он, словно вопрос был исчерпан. И дал молчанию сработать. – Тем не менее, – сказал Онгора, – ни одна знакомая мне женщина не сравнится с вами умом.

Герцогиня сказала саркастично:

– Это, возможно, делает меня пригодной в императрицы.

– Я меньше всего хотел принизить вас, – сказал он и обаятельно улыбнулся. – Но у меня нет ни малейших сомнений, что у вас была бы превосходная возможность получить этот пост, пожелай вы его.

– Но я его не желаю, – сказала она твердо.

– Просто позор, если человек без связей вроде Мигеля Сервантеса станет поэтом императора, – сказал Онгора.

– Вы ему завидуете, – сказала она с тем молниеносным постижением истины, которое, он знал, могло мгновенно выбить его из седла. К счастью, он подготовился. И притворился, будто серьезно рассматривает такую возможность, а потом обдуманно и медленно покачал головой.

– Зависть, правда, принадлежит к моим недостаткам. Но тут она ни при чем. Меня удручила мысль, что кто-то истинно одаренный будет лишен возможности обрести милость императора из-за самозванца, любимца простонародья, не имеющего образования, и студентов, старательно отвергающих свое.

– Речь не о выборе, – сказала герцогиня, чтобы покончить с темой. – У вас есть дар. И вы не убедите меня, будто у вас нет желания привлечь к себе взгляд императора.

Онгора изобразил удивление.

– Вот на этот раз я не думал о себе, – сказал он. – Нет, я думал о вас.

Она улыбнулась.

– Вы затеяли какую-то игру, – сказала она. – С какой целью?

Они дружно засмеялись.

– Вы не согласились бы принять маленький вызов, побиться об заклад, – сказал он весело, – что вы за несколько коротких недель можете приобрести не меньше популярности, чем этот Сервантес?

Герцогиня растерялась. Удивление сделало ее еще красивее.

– И что вы предлагаете? – сказала она.

Тут Онгора понял, что она попалась в его ловушку.

– Я тоже прочел один из эпизодов этого Сервантеса. – Он засмеялся своему капризу. – Как видите, у меня нет извинений внезапному интересу к писателю, вошедшему в моду. Я отобрал памфлет у одного из моих пажей. – Он чуть-чуть изменил позу на кушетке и посмотрел на герцогиню прямо, чтобы сделать действенней свою фальшивую искренность. – Удручающее чтение. Тема строится вокруг помешательства сумасшедшего старика на рыцарственности. Такое скоморошество и такая низкая тема – вот единственные причины, почему это сажающее кляксы перо приобрело популярность. Бумагомарание писаки в таверне не имеет ничего общего с истинным дарованием, и такого виршеплета никак не следует хотя бы рассматривать как кандидата на пост поэта императора. – Онгора поглядел в окно, будто бы задумавшись о тщеславной суетности людей. – Это надругательство над классическими образчиками, полученными нами в наследие и которым лучшие из нас слепо следуют.

– Да, и к которым мы прибегаем в поисках руководства. Как вам известно, устав этой Академии утверждает служение классическим идеалам. И вы правы, защищая их. – Она помолчала, глядя на него. – Но вы слишком горячитесь. Этот Сервантес что-то украл у вас? – Она посмотрела на него со снисходительной ласковостью. – Или он так или иначе отказал вам в похвалах?

– Ах, госпожа моя, – сказал Онгора и легонько и быстро прикоснулся к ее руке, – никогда не переставайте напоминать мне о моих недостатках. – Он устремил на нее молящий взор, стараясь выжать влагу из своих глаз. – Завистливость. Мое тщеславие. – Он покачал головой на колоссальность своих пороков. – Но, говоря правду, в своем тексте он не следует общепринятым и – могу ли добавить – классическим правилам, которым следуем все мы. – Он прижал ладонь к груди. – И то, что это тяготит мое сердце, само по себе малая малость. А теперь поймите, госпожа моя, если что-то посягает на истинную страсть, я не могу сдержать горячность.

Она кивнула, приглашая его продолжать.

– Вы меня не оттолкнете. У меня также есть повод для негодования.

Он с раздражением заметил, что она употребила слово «негодование», тем самым сводя его разгоряченные тирады к жалобам. Она не принимала его, а только терпела. Он перебрал, признаваясь в слабостях. Необходимо восстановить равновесие, но при том не дать повода для ее негодования.

– Я не жалуюсь, – сказал он звонко, – это ведь тоже было бы недостатком. Я не могу, – продолжал он со смехом, – в течение одного дня признать за собой столько их. Но одна из заповедей моего искусства, возможно, незнакомая вам, это безоговорочная верность классическим корням, питающим ныне свершения нашего века. – Он опять поглядел на нее в уверенности, что сумел восстановить свою позицию, как оно и было. – Писанина этого Сервантеса – крамола. Он высмеивает нашу историю, он обесценивает золото поэтов нашей нации. Если я позволю себе догадку, то приду к твердому выводу, что он – одинокий озлобленный ветеран былых войн, не получивший никакого образования, не обретший связей и никогда не имевший ни малейшего успеха. Зависти, – продолжал Онгора, не переводя духа, – тут нет места. Я просто пытаюсь оберечь культуру нашей нации. Если для этого потребуется побудить вас к использованию ваших дарований, то я не уклонюсь от такого долга.

– Не говорите больше ничего. Вы превратили красноречие в доказательство искренности, – сказала герцогиня с улыбкой, так как чувства, фальшивые на языке Онгоры, чрезвычайно ее взволновали. И в тот момент, когда она могла бы спросить себя о причине, она этого не сделала. Наступила пауза, озаренная ее улыбкой и ответным выражением его лица – опущенными глазами, данью скромности. – Так что вы предлагаете? – продолжала она. – О чем мы поспорим?

Онгора, который много раз бился об заклад ради денег, влияния, радостей плоти, еще никогда не испытывал столь сладкого мгновения, как от этой победы, пусть тайной и пока не подлежащей смакованию.

– Мое предложение – сущий пустяк, – сказал он, – и совсем не отнимет у вас времени. – Он помолчал, она была вся внимание. – Возьмите для примера так называемую героиню этого… – он умолк, скрупулезно подыскивая слово, которое и определило бы, и осудило, – этого фарса, эту так называемую даму сердца Дон Кихота, и сочините ее словами сатиру на его непрошеные ухаживания. – Он поглядел на герцогиню. Она должна принять его замысел, показать, что план ее воспламенил. И ощутил удовлетворение, когда она быстро кивнула. И еще большее, когда она сказала:

– И у нее нет намерения отвечать благосклонностью уходящему веку: она собирается замуж за пекаря из соседнего городка.

Он одобрительно засмеялся – она уже нащупала нужную жилу. Герцогиню осенила внезапная мысль.