– При дворе ничего не происходит (переводя взгляд с одного на другую) без моего одобрения. – Маркиз на секунду закрыл глаза, смакуя минуту мегаломании.

Онгора заметил про себя, что отвращение герцогини к этому заявлению было почти явным. Он суммировал кратко и образцово: маркиз позволяет себе смаковать свою власть и влияние, не утратив ни на йоту ума и воли. Поэтому, как словно бы указывают его нежданные отступления от изысканных манер, маркиз глубоко ранил чувствительность их хозяйки. Однако, продолжал Онгора в уме, ничего порочащего герцогиню обнаружить он не мог. Следовательно, думал он, а его голова, будто марионетка, льстиво дергалась на каждое слово маркиза, герцогиня прячет какую-то тайную мысль, тайное чувство, ему пока еще не открывшиеся. Значит, маркиз вырвал, выманил обманом или вспугнул ее тайну, а она полагала, что маркиз все-таки не мог настолько поддаться своей любви к власти, и потому теперь новое доказательство его высокомерия разбило ее самообладание.

– К вашей чести и чести всего двора, – сказал Онгора, и едва произнес этот комплимент, тут же понял, что из-за его неискренности комплимент прозвучал фальшиво.

Но, подумал он, в чем заключается эта информация? И как тут замешан маркиз? И что извлек для себя маркиз из обескураженности герцогини?

Онгора, чей хитрый ум в своих построениях достиг этой точки, так и не нашел ответа на последний вопрос. А найди он его, то, наверное, изменил бы планы собственных интриг. Но время поджимало, и маркиз, нацелившийся смести со своего пути все чужие игры, теперь решил подцепить на крючок поэта, имевшегося в наличии. Острые жала во рту его покорят, в этом маркиз не сомневался, а все поэты – рабы воображения. Насадить же на крючок его мечту будет проще простого.

– Я как раз упомянул нашей очаровательной хозяйке, – сказал он так громко, будто его слушатели примостились на потолочных балках, – про новый придворный пост. При императоре. В числе приближенных к его особе. Помещение в королевских покоях. Ежемесячное жалованье из казны. Обязанности пока еще точно не установлены. – Он зевнул, будто речь шла о музыкантах докучного оркестра. – Завтракать ежедневно с императором, – продолжал он, кивнув герцогине и Онгоре, будто сообщал новость, неотразимо привлекательную для всех, кто моложе шести лет. – Великая честь.

Затем маркиз повернул голову и обозрел двор и сады. Он с удовлетворением заметил блеск пота на коже Онгоры, будто его честолюбивые помыслы разом устремились через поры на волю. Маркиз сфабриковал безмятежную улыбку по адресу вида за окном и испустил глубокий вздох.

Онгора в оглушении, обреченный на ожидание, невольно посмотрел на герцогиню. Заметив, но проигнорировав его взгляд, она сказала Дениа:

– Эта превосходная должность, вне сомнения, плод вашей хитрости, маркиз.

Он неторопливо повернул голову с выражением мягкого удивления и сказал:

– Хитрости?

Герцогиня засмеялась и сказала:

– Всем известно, маркиз, что вы, хотя и выработали для себя манеру человека, далекого от искусств, на самом деле один из наиболее пылких их покровителей.

– В таком случае подошло бы слово «стушовываться», – сказал Дениа весомо и опять отвернулся к окну.

– И каково же предназначение этого поста? – поспешно спросил Онгора.

– Я разве про это не упомянул? – сказал Дениа так, будто его впервые подвела память.

– Я… имел в виду, каково его название? – сказал Онгора.

Дениа улыбнулся Онгоре. Эта гнетущая усмешка так долго держалась на его лице, что во рту Онгоры появился вкус морской воды, вкус мучительной тревоги.

– Речь, если не ошибаюсь, идет о придворном поэте.

– Придворном Поэте? – повторил Онгора, снабдив оба слова заглавными буквами. Мерцая от волнения, Онгора деликатно приблизился к дивану, произнося четкие и точные слова: – Быть может, император указал вам, вы ведь так близки к нему, каким должен быть благородный счастливец (эпитет был тщательно выбран), наиболее подходящий для выполнения почетной обязанности Придворного Поэта?

Дениа, умевший распознавать честолюбие, без колебаний выгнал его из укрытия.

– Ваш вопрос неясен, – сказал он. – Быть может, вы слишком тактичны.

Онгора, который не мог раскрыться больше, чем допускало хорошее впечатление, которое он создал у герцогини, сглотнул желчь, обаятельно улыбнулся и сказал:

– Император, разумеется, предполагает, что служить при дворе могут только люди благородного происхождения и надлежаще образованные. Он упомянул какие-либо качества такого рода?

– Так как мы заняты воплощением оптимистических обещаний нового царствования, – сказал маркиз, – то император в своих назначениях полагается более на вдохновение, чем на прежний одобренный список заверений и прошений. Они отброшены. То, как вам известно, была манера отца императора, который, хотя и во имя достойнейшей цели, ставил бумаги выше людей.

– И вы извлекли выгоду из нынешнего ветра при дворе, – сказала герцогиня.

– Извлек, – сказал Дениа с тщеславной улыбкой. – И не собираюсь скрывать, что я креатура императора. Но обязанности, связанные с моим положением, многочисленны, награды же выдаются не за ношение драгоценностей, а за плоды моих трудов. Это следует понимать всякому, – и он в упор посмотрел на Онгору, – кто ищет придворного поста.

Онгора ловко парировал, но мысленно. Его голова согласно кивнула, и он обезоруживающе улыбнулся. И снова прощупал:

– А этот новый пост, для него уже кто-нибудь избран? Может быть, кто-то близкий императору по крови?

Герцогиня быстро посмотрела на красивое лицо Онгоры.

– Ваша светлость, поймите, как мы жаждем узнать все новости двора, – сказала она в оправдание жадной настойчивости Онгоры. – В конце-то концов, это та кровь, которая живит нас.

Маркиз нахмурился.

– Ну, всего я вам рассказать не могу, – сказал он ворчливо. – Не хватит никакого времени.

Онгора застыл, парализованный таким доказательством прихотливой политики маркиза. Герцогиня спасла положение:

– Мы сможем вернуться к этой теме за обедом.

– У меня нет времени, – сказал маркиз возмущенно педантичным тоном. – Объясните мне, что, собственно, он хочет узнать? – Он посмотрел прямо на герцогиню и исключил присутствие Онгоры.

Онгора обошел диван и примостился на уголке напротив маркиза. Проделать этот маневр так, чтобы создалось впечатление непринужденности и грации, оказалось очень нелегко, потому что он дрожал от злости и унижения.

– Я имею в виду, ваша светлость, – сказал Онгора медленно, но без намека на злость, – что, по словам вашей светлости, при дворе создан новый пост для поэта. Как патриот, влюбленный в великую культуру моей родины, я, естественно, очень заинтересован.

– О чем он? – сказал маркиз герцогине, назначив ее единственно возможной переводчицей. – Непонятно.