— Я уже позаботился об этом. Да, потайные кнопочки есть у каждого из них, и мы знаем, как на них нажимать. А с пришельцем всё обстоит гораздо сложнее, он очень сильный воин, хотя и с тонкой душевной организацией, чтобы вывести его из игры придётся потрудиться. Моих сил будет достаточно, но, возможно, понадобятся и некоторые властные рычаги.

— Всё в вашем распоряжении, Дьюол, силы, средства, если нужно мы подключим свои возможности! Лишь бы дело двигалось, — с пафосом заявил Харлидей. — Но перед тем, как устранить пришельца нужно выяснить — связан ли он с резидентами Собора и какое у него было персональное задание.

— Спасибо, сэр, я понял и обязательно воспользуюсь вашим предложением, если возникнет необходимость.

— Да и ещё, Дьюол, не забудьте узнать — почему он контактировал с одним из посредников, это поможет нам лучше увидеть картину их замысла, — напомнил лорд Сердвук.

— Непременно, сэр, — кивнул головой Дьюол. — За тем и другим уже установлено неусыпное наблюдение, любую полученную информацию будем перепроверять и анализировать.

Беседа за закрытыми дверями продолжалась ещё некоторое время, пока её участники, наконец, не закрыли стоявший на повестке дня вопрос. Дьюол уже был готов покинуть кабинет хозяина замка, но тот вдруг остановил его:

— Уважаемый Дьюол, не примите за оскорбление мой личный вопрос.

— Я слушаю вас, лорд Сердвук.

— Как вам в нынешней России?

Губы Дьюола скривились в еле заметной усмешке:

— Я ведь по натуре волк, лорд Сердвук, а волкам в овечьей шкуре — сами знаете как… но я готов терпеть ради близкой добычи, я всегда чувствую её запах. А вы так её ненавидите?

— Мне не за что её любить, она так и не покорилась нам. Вы же знаете, сколько воинственных сапог топтало её земли, сколько раз мы пытались разорвать её сердце на части, заставляли отказаться от того, что она любит, и желали убить её душу, но она всегда поднималась с колен, всегда… Да, я ненавижу её, люто ненавижу всё, что с ней связано! Но и отдаю ей дань уважения, она заслужила это, она очень достойный противник.

— Вы стали сентиментальны, лорд, это на руку нашим врагам, — с брезгливой миной на лице произнесла Мердина. — Нам нельзя быть слабее их, именно сейчас нельзя! Ваши слова меня просто удивляют.

В этот момент все остальные с интересом наблюдали за развитием событий.

— Вы правы в одном, дорогая, нам действительно нельзя сейчас расслабляться. А своего противника нужно уважать, если он того заслуживает, и в этом нет ничего удивительного и зазорного, — спокойно отреагировал её оппонент.

Мердина демонстративно фыркнула, сверкнув зелёными глазами, но промолчала. Она была необычайно грациозна и обворожительна даже в своём негодовании, но её природная красота напоминала совершенство змеи.

А вот Сальерес не смолчал, в его словах слышались ироничные нотки:

— Лорд Сердвук, неужели вам не дают покоя предсказания о великой роли России? Вы так верите этим доморощенным провидцам?

— Знаете, что я вам скажу, мой друг… однажды ложь стала смыслом нашего существования в этом мире, одним из главных рычагов нашей власти, но одно дело, когда ложью оболваниваются толпы, а другое — когда обманываешь себя самого… Сейчас тот самый случай. Нет ничего хуже жить самообманом, это непрактично и чревато последствиями для нашего дела. И вы все прекрасно это знаете. Нет, дон Сальерес, не только предсказания убеждают меня в этом, а сам ход истории. Иначе мы бы давно подчинили эту непокорную страну, как это сделали со многими другими.

Сальерес не задержался с ответом:

— Лорд Сердвук, сейчас уже не средневековье и наши вассалы уже не расчищают нам путь к власти своими мечами, теперь у нас есть другие более действенные возможности вплоть до радикальных мер. И я уверен, что мы пойдём до конца, победить или проиграть — иного здесь не дано! А для победы у нас есть железная мотивация — наше выживание на планете. Да, я согласен, Россия крепкий орешек, но и на неё найдётся свой хомут, или, в крайнем случае — могильный крест.

— Да, да, всё так, — вроде бы согласился Сердвук, но тут вернулся к своим размышлениям:

— А если однажды люди узнают всю правду, узнают о своих истинных возможностях и поверят этому? Вы думаете, их мотивация будет ниже нашей?

— Лорд Сердвук, не стоит сгущать краски, до сих же пор нам удавалось держать их в неведении… в нашем арсенале есть столько острых крючков, чтобы водить рыбку в мутной воде, — вмешался в разговор святой отец.

Но договорить он не успел, его остановил нетерпеливый голос Дьюола:

— Господа, извините, но я спешу, дела. Разрешите откланяться?

Получив молчаливое согласие присутствующих, он поклонился и быстро направился к двери.

— Погодите, Дьюол, я с вами, — бросила ему вдогонку Мердина, — до встречи, господа.

Когда они покинули пределы замка, Мердина не стала скрывать своего раздражения:

— Что-то мне не нравится настроение нашего старика, его философия попахивает пораженчеством. А вы, Дьюол, как на это смотрите?

— У вас есть предложение, леди Мердина?

— Есть. Предлагаю его обсудить.

— Мне трудно отказать прекрасной Мердине.

После разговора с Мердиной Дьюол уединился в своём загородном особняке, находившемся на юго-западном побережье Британии вблизи небольшого курортного городка. Наверное, ещё пару лет назад он без раздумий принял бы такое лестное предложение, войти в совет избранных, над которым стоял только сам Повелитель, когда-то было верхом его мечтаний. Но сейчас всё складывалось иначе. Да, он полностью был согласен с Мердиной насчёт сентиментальности и вольнодумства лорда Сердвука, в иные времена за такие слова можно было лишиться всего, в том числе и жизни в проявленных мирах. Такое не говорилось вслух никогда. А сейчас Мердина предлагала лишить старика его сана избранного и только. Ну, а богатство, титул и власть оставались за ним. Если честно, то Дьюолу было плевать на все эти аристократические замашки избранных, на всех сэров и донов, его уже откровенно тошнило от придуманных светских игр и укоренившихся традиций. Он чувствовал, что всему этому представлению приходит конец, ощущение пустоты не покидало его ни на минуту, приближалось что-то очень страшное, не для людей, для них. Его уже не раз посещало видение, в котором он стоял на скошенной пожухлой меже, окутанной серым туманом, и не знал куда идти, впервые за долгие тысячелетия своего существования он не видел своего пути. Их мир рушился и рушился безвозвратно. Но он никогда бы не сказал об этом вслух, потому, что был Дьюолом, железным несгибаемым Дьюолом. С ним считались все, даже высшая элита, частенько забывая, что он не их кровей. Потому, что Дьюол мог многое, он всегда выполнял самое сложное и очень редко проигрывал. Но в последнее время огонь пространства усилился настолько, что даже самые сильные из всемогущего клана повелителя Ханмары давали слабинку, хотя и не признавали этого. Тысячелетия назад, когда их клан колонизировал Землю, на ней уже существовала жизнь, люди плодились и размножались, как велел Бог, но их разумность пребывала ещё в зачаточном состоянии. Их приход на планету был согласован с Собором посвящённых на определённых условиях и по срокам пребывания (Собор являл собой межгалактическую конфедерацию свободных мирозданий, добровольно вставших на путь божественного совершенства). Подобную работу в плотных мирах братство Ханмары выполняло уже миллионы лет, беря на себя обязательства своеобразного драматурга проявленной жизни, братья клана становились для людей чем-то вроде учителей рассудка в противовес их основной духовной природе. Они организовывал масштабные представления с миллионами участников, если можно так выразиться — тасовали жизненную колоду судеб с действующими лицами и исполнителями, а потом раскладывали промежуточный пасьянс, повторяя всё снова и снова. Обычно в дуальных мирах такая практика имела место, разность потенциалов лишь способствовала скорейшему развитию. Но они работали уже с готовым человеческим материалом. В генах людей изначально были заложены неограниченные возможности, но без разноплановых условий существования их раскрытие находилось под вопросом. Поначалу так и было. Они многому научили людей, передовая им по крупицам свои знания, развивая науки, бросая их в пекла войн и в объятия мирских страстей, они учили их не доверять своему сердцу, а верить только холодному рассудку и жить ради практической выгоды. Ничего большего они дать людям не могли. Конечно же, человеческие души сопротивлялись, в горнилах битв им не хватало покоя и сострадания, а мирские страсти без любви отдавали холодом равнодушия и цинизма, душам хотелось свободы, но путы умственных склонностей сжимались всё сильнее и сильнее. Истинные демиурги человечества внимательно следили за этим процессом, время от времени подбрасывая людям духовные знаки в виде той или иной религии, философской системы или каналов искусств, чтобы души окончательно не потеряли связь с Богом. Вот так, между двух полюсов из века в век разными по длине шагами — люди продвигались к своей разумности. Когда срок договора подошёл к концу, повелитель Ханмара вместе со своими приближёнными решил всё по-своему. На тайном совете избранных было решено расторгнуть все договорённости с Собором посвящённых и остаться здесь навсегда, а повелителя Ханмару провозгласили вечным правителем планеты. Дьюол и тогда не разделял своевольства избранных, прекрасно понимая, что власть самозванцев на планете рано или поздно должна закончиться по одной простой причине, что планетарными эпохами управляли космические циклы, которые постоянно чередовались. Тёмный век не мог длиться вечно, как того желал Ханмара. Но его это не остановило, избранные сразу же взялись за разработку глобальных силков для человечества, запустив в программу его развития ряд информационных вирусов. Надевая на лица отъявленных лжецов маски добродетели, они вещали на весь мир их голосами о преимуществах «сытых овец» в стойле всесильного пастыря, о канонах любви к узаконенному греху, о долге перед выжившими из ума идеями, пытаясь вывернуть наизнанку всё то, что раньше считалось относительной правдой. На душевные прозрения людей очень искусно навешивались ярлыки отступников, выскочек или лжепророков, а то и вовсе подрезали им крылышки, объявляя любую свежую идею плодом болезненного воображения с соответствующим диагнозом, чтобы навсегда отбить всякое желание мечтать. Все истинные ценности затемнялись, разбавлялись, принижались и доводились до общего примитивного стандарта. Им не нужны были светлые гении, они мечтали вырастить податливый материал, не претендующий на высокие материи, невежественными массами всегда было легче управлять. Ну, а низшие инстинкты и нездоровые амбиции являлись теми самыми кнопочками управления людьми. Любимый девиз правителя Ханмары говорил сам за себя: «прав тот, кто правит». С каждым столетием силки зависимости становились всё более искусными и изощрёнными, они всё туже затягивались на человеческих душах, внушая людям — что так и должно быть, что это и есть та самая единственно правильная жизнь. А для усиления системы контроля над человечеством учёными клана была разработана специальная программа по изменению генного кода людей, её задача сводилась к мутационному подавлению духовно-волевых центров, отвечавших за свободу выбора. Управлять личностями, у которых напрочь отсутствовало собственное мнение, было гораздо проще. Несмотря на безграничную власть и кипучую деятельность, они всегда оставались в тени, за кулисами мира, а видимые роли за них исполняли преданные им вассалы, пойманные однажды на крючки собственных пороков. Лжеправители во многом преуспели, но лучики света всё-таки пробивались в этот мир к сердцам людей, и вместе с сомнениями рождали в них проблески надежды. И вот, наконец, настало время больших перемен, планета набирала более высокий вибрационный обертон и вместе с солнечной системой переходила под «юрисдикцию» очень влиятельного галактического кольца, владыкой которого был демиург центрального солнца этой звёздной системы. Клану повелителя Ханмары был поставлен ультиматум — покинуть Землю. Истинные создатели планеты и человечества возвращались на земную арену и не желали больше лицезреть лжеправителей. Корабли межгалактических сил уже бороздили надземные просторы, а их незримые лаборатории не прекращали свою работу даже на секунду, насыщая психосферу планеты мыслеобразами новой реальности. С каждым днём петля безысходности всё туже затягивалась на господстве некогда всесильного клана. Но сдаваться без боя они не собирались.