Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погрузившись в себя, Татьяна брела вдоль реки, совершенно не обращая внимания на встречных прохожих. Она пыталась проанализировать полученную от Полянского информацию и сопоставить с тем, что случилось с ней за последние дни, но у неё почти ничего не получалось. В голове Татьяны крутились какие-то цифры, звуки, цвета и никак не могли собраться в осмысленную картину. Не найдя ничего лучшего, она стала вспоминать как писала книгу. С сюжетом книги тоже было не всё так гладко, она то писала запоем, выдавая за вечер «на гора» целую главу, то с трудом выдавливала за неделю несколько строчек. В такие дни её голова будто отключалась и игнорировала все её творческие потуги. Но проходило какое-то время и всё в её сознании прояснялось, словно глухая непроницаемая стена препятствий вдруг разваливалась в прах, и перед ней открывались уже готовые решения. Те незабываемые часы озарения всегда сопровождались песней серебряных колокольчиков, той самой, о которой она рассказала Полянскому. Именно эта музыка неизменно звучала внутри Татьяны и поддерживала огонь её вдохновения, но как только показанные ей образы ложились на страницы книги, чудесные звуки тут же стихали, стираясь из её памяти. Вот почему она и не смогла сразу вспомнить её. Татьяна уже была почти на гребне своих внезапных открытий, но вдруг что-то заставило её остановиться. Она подняла голову и прямо перед собой в десяти шагах увидела того самого высокого человека из парка. В его немигающем, устремлённом на неё взгляде девушка уловила недвусмысленную усмешку, от которой внутри неё сразу же похолодело. Татьяна изо всех сил пыталась сопротивляться гипнотической силе его тёмных глаз, старалась уверить себя, что этот человек нереален, что он плод её воображения, книжный фантом. Но с каждой секундой её разум мутнел, становился вязким и безвольным, он будто погружался в топкое болото безразличия. Она хотела закричать, но голос не слушался. Чувствуя, что долго не продержится, девушка попыталась сконцентрироваться на слабеньком огоньке, ещё теплившегося внутри её сознания и ей с трудом удалось ухватиться за эту последнюю спасительную соломинку. Несмотря на туман в голове и оцепеневшее чужое тело, она всё же продолжала сознавать. А дальше начали происходить невообразимые вещи — сначала с набережной исчезли люди, потом стали бледнеть контуры самой набережной и близлежащей улицы и вдруг всё, что её окружало, словно растворилось, стёрлось из видимости…
Татьяна оказалась посреди бескрайней и безжизненной пустыни, её неестественный ярко кирпичный цвет больно резал глаза своей кричащей ядовитостью. Девушку сразу же обдало обжигающе-горячим дыханием, от которого её сдавленное сердце учащённо забилось. Татьяна не видела солнца, его просто не было, а жар, казалось, исходил отовсюду — сверху и снизу, небо здесь мало чем отличалось от земли. Она очень плохо переносила жару и обычно в её пик старалась отсидеться где-нибудь в тени, но сейчас у неё даже не было выбора. Оглядевшись, но не найдя никакого укрытия, Татьяна попробовала идти, в надежде отыскать хоть что-то дающее тень, но сделав не больше сотни шагов, остановилась. Последние метры ей уже давался с неимоверным трудом. Страшное пекло было просто невыносимым, Татьяна даже не знала с чем его сравнить, разве что с открытой мартеновской печью, которую она видела только по телевизору, но сумела прочувствовать исходивший из неё жар. Не в силах двигаться дальше, она присела на корточки. Ей ужасно захотелось пить. Немного отдохнув, она предприняла ещё одну попытку идти, но после нескольких шагов просто упала без сил. Татьяна реально ощущала, как её клетки сжимаются в липкую массу, ей казалось, что ещё немного и всё, пустыня выжмет из неё последнюю каплю воды и тогда смерть. Девушка не знала, сколько пролежала в таком положении, время уже перестало для неё существовать. Ей хотелось лишь одного — как можно быстрее освободиться от этой невыносимой муки.
— Тебе плохо, милая, тебе жарко и хочется пить? — всколыхнул её затухающее сознание незнакомый мужской голос.
В его интонации девушка не смогла уловить ни сочувствия, ни иронии, да и не до этого ей было сейчас. Внутри неё вспыхнул лучик надежды, и она с трудом оторвала голову от земли. Но рядом с ней никого не оказалось.
— Кто здесь? — еле слышно прозвучал её вопрос.
Однако её услышали.
— Можешь считать меня своим ангелом-хранителем. Я могу тебе помочь, я подскажу, где найти оазис, там есть тень и вода, много воды, это недалеко… но без меня ты не найдёшь его.
— Покажите его мне… пожалуйста, — умоляюще попросила Татьяна.
— Покажу, обязательно покажу, только сначала ты должна кое-что вспомнить, без этого никак нельзя.
— Что… что вспомнить?
— Понимаешь, девочка, эта пустыня не плод твоего воображения, а реальность, которую ты сама создала в своей книге. Припоминаешь?
— Да, да… у меня что-то было подобное, — ответила Татьяна, смутно вспоминая об этом сюжете.
— Вот видишь, то, что случилось здесь — это твоя вина, это ты создала пустыню, и она с каждым днём всё разрастается, она может скоро поглотить весь мир. Это будет страшным концом всей жизни.
— И что же мне делать?.. Как я могу всё исправить? — со слезами на глазах прошептала девушка.
— Выход есть, ещё не поздно, — успокоил её голос незнакомца. — Ты должна вспомнить одну небольшую особенность, она могла проявляться, когда ты писала книгу… ну, это может быть какое-то повторяющееся сочетание слов, комбинация чисел, или мелодия… попробуй вспомнить, милая. Это очень важно, это поможет нам остановить беду.
— Я попытаюсь…
Татьяна почему-то сразу же ухватилась за музыку своего вдохновения, пытаясь воспроизвести её в памяти, но получалось не совсем так, близко, но всё же не так, что-то ускользало от неё…
— Танюша очнись, Таня! — вихрем ворвался в её мысленные потуги крик Полянского.
Когда она увидела перед собой встревоженное лицо Валеры, то уже не смогла сдержать себя, она уронила голову ему на плечо и заплакала, даже не заметив, что они оба стоят в воде.
— Всё, Танюша, всё, я с тобой, всё позади, ты в безопасности, — проговорил Полянский и, бережно взяв её на руки, понёс на берег.
Татьяна не сопротивлялась, доверчиво обхватив его руками за шею.
Уже на суше девушка вопросительно поглядела на Валеру:
— Ты как здесь оказался?
— Тань, я у самых дверей выставки уже был и вдруг что-то в сердце так нехорошо ёкнуло, я сразу о тебе почему-то подумал и решил вернуться… прошёл дальше по набережной, гляжу, а ты стоишь чуть ли не по колено в воде и смотришь в сторону того берега, так отрешённо смотришь… Холодно же, Танюша, не лето ведь уже.
— Жарко, Валерочка, очень жарко…
Высокий смуглолицый человек в тёмном пальто, словно из ниоткуда появился возле внушительного средневекового замка, расположенного на южном побережье Британии и, как ни в чём не бывало, уверенным шагом поднялся вверх по ступеням. Дверь ему открыл слуга в одежде из тех же средневековых времён. Дальше его с поклоном встретил дворецкий и доложил, что гостя уже ждут. Мужчина проследовал через длинный зал, нарушив его тишину своей чеканной поступью, и остановился возле ещё одной двери по левую сторону зала. Тотчас же дверь распахнулась, пропуская его в освещённый свечами коридор. Миновав коридор, гость вошёл в лифт и поднялся на последний этаж замка. Перед нужными ему дверями его встретила молчаливая охрана, но препятствовать не стала. В большом меблированном кабинете, вернее всего, служившем для конфиденциальных встреч, его действительно ожидали. Кроме седовласого мужчины в одежде средневекового вельможи, который, по всей видимости, и был хозяином замка, в кабинете присутствовали ещё четверо. Один из них был священнослужителем, судя по убранству мантии — не ниже епископа высшего ранга, двое других выглядели вполне современно в светских и очень дорогих костюмах. Им составляла компанию красивая рыжеволосая женщина в роскошном вечернем платье. При появлении нового гостя все взгляды устремились к нему, словно ожидая от него важных известий. После обоюдных приветствий хозяин замка указал мужчине на кресло и произнёс: