– У тебя, наверное, много друзей, раз ты жила здесь всю жизнь, – предполагает Элис.

– Не так уж и много. Друзья детства в основном разъехались далеко за пределы Литтл-Дрей. Мы очень дружны с Пиппой Стент, ее дочь Дейзи и наша Ханна – подружки и одноклассницы. Мы с Пиппой обе состоим в школьном правлении. Я никогда не вращалась в привычных для мамочек кругах: детская площадка, кофейни, детская площадка… Я ведь в основном на работе. Так что Люк знает других родителей лучше, чем я.

– Не жалеешь, что тебе не удается побыть мамой? – спрашивает Элис.

Я немедленно ощетиниваюсь, внутри вскипает гнев. Отвечаю, пристально глядя ей в глаза:

– А мне удается. Я – мама. Если я не отвожу детей в школу и не забираю их оттуда, это не означает, что я – не мать.

Сама не знаю, кому мне хочется влепить пощечину: сестре – за ее сомнения в моих материнских способностях, или себе – за злость по этому поводу. Господи, Элис еще совсем девчонка, детей у нее нет, да и нормальных семейных отношений, судя по всему, она не видела. Что ей известно о материнстве?!

– Элис совсем не считает тебя плохой матерью, – вступает мама. – Она, наверное, имела в виду как раз поездки в школу. Да, Элис?

– Да, конечно. Прости, Клэр, я не хотела тебя обидеть.

Сестра прикусывает губу и вместе с мамой выжидательно смотрит на меня.

– Ладно, проехали. Я устала, вот и огрызаюсь. – Я выдавливаю из себя улыбку.

Я бы с удовольствием уже легла спать, но сейчас это будет равносильно побегу. Да, меня по-прежнему злят слова Элис, но я не хочу огорчать маму и уходить вот так, когда между нами повисло напряжение. Не хочу выглядеть полной дурой.

Следующие полчаса я рассказываю Элис о работе и умудряюсь вызвать смех байками о странных клиентах и их невразумительных запросах к юристам.

– Сильнее всех отличилась одна парочка. У них был роман на работе, и вот они как-то задержались допоздна – чтобы, так сказать, упрочить свои отношения. – Я сижу в кресле, поджав под себя ноги, и вещаю. – Влюбленные занялись сексом на столе, но так распалились, что рухнули с него, и дама въехала головой в шкаф с документами. С него упал кубок шефа за игру в гольф, ударил даму по голове и начисто лишил сознания. Пришлось вызывать «Скорую» и так далее, но самое интересное вот что: дама пришла ко мне с намерением засудить фирму за производственную травму, полученную из-за ненадлежащей охраны здоровья и труда!

Мы дружно хохочем. Наконец я убеждаюсь, что равновесие восстановлено, приношу извинения и иду в постель.

Не знаю, что тому виной – то ли откровения Элис о прошлой жизни; то ли моя футболка, которая так и осталась у сестры; то ли ее тесное сближение с Ханной, – но посреди ночи я вдруг выныриваю из беспокойного сна. Смотрю на дисплей радиочасов. Я проспала всего два часа. Вытягиваю руку – скорее убеждаюсь в отсутствии Люка, чем проверяю, пришел ли он.

Проведаю-ка я мужа. Мне почему-то одиноко в доме, полном людей. Я списываю это на тяжелый вечер и на грусть об Элис. Мы с мамой никогда не произносили подобного вслух, но обе питали надежду, что Элис хорошо с отцом. Что она любима и окружена заботой.

Думаю, порой лишь эта надежда давала маме силы жить. А если бы она узнала о мучительном испытании, выпавшем на долю младшей дочери? Страшно представить. И страшно вообразить, каково было самой Элис. Совсем юная девушка, которой не к кому обратиться за помощью в ужасную минуту. Слава богу, сестра не сильно пострадала, и это целиком ее заслуга. Может, потому бедная девочка так и рвалась к нам сюда. Отец умер, мачеха сошла со сцены, и у нее не осталось никого, кроме подруги. Теперь понятно желание Элис привезти Марту с собой. Тем не менее я рада, что сестра приехала одна. Пора мне задвинуть подальше все негативные чувства. Элис в нас нуждается.

За закрытыми дверями студии Люка с удивлением слышу журчание голосов. Слов не разобрать, но тихий смех вполне отчетлив. Сердце вдруг делает двойной удар, грудь распирает от переполнившего легкие воздуха. Я делаю долгий выдох и, вцепившись в ручку, распахиваю двери.

Сперва мне кажется, будто я вижу свое отражение. В центре комнаты на табурете сидит Элис, по-прежнему в моей футболке, только теперь волосы у сестры собраны в хвост – именно такую прическу я ношу на работе. И сейчас. Люк стоит спиной ко мне, лицом к Элис, между ними – мольберт с холстом. Люк оборачивается, и у него хотя бы хватает совести смутиться, но первой заговаривает Элис.

– О, привет, Клэр, – с улыбкой тянет она. – Ты как? Я думала, ты пошла спать.

– Пошла, но не смогла уснуть.

Удивительно, и как мне удается вести культурную беседу? Ведь на самом деле я готова заорать на обоих и потребовать ответа: какого черта они тут делают?

– И я не смогла. – Элис спрыгивает с табурета. – Смена часовых поясов, видимо. Я пошла вниз за водой и заметила свет под дверью.

– Элис смотрела мои работы, – добавляет Люк.

– Скажи Клэр правду, – застенчиво улыбается ему Элис.

Вновь непривычный двойной удар сердца. Правду? Какую еще правду?

– Ну? – выжидательно смотрю я на Люка.

Он делает шаг в сторону, и теперь я вижу холст, над которым работал муж. Не знаю, почему я не разглядела сразу, как только вошла. Некогда было – я злобно сверкала глазами на эту парочку и не замечала ничего вокруг. Элис становится рядом, просовывает руку мне под локоть. Мы обе смотрим на набросок портрета. Портрета Элис.

– Я хотела сделать вам с мамой сюрприз, – поясняет она. – Подарить картину.

На холсте – узнаваемые очертания лица Элис, выполненные абстрактными цветами. В конечном итоге они смешаются и создадут прекрасную композицию. За пару часов такое не напишешь. Я видела много картин Люка, и я понимаю – то, что сейчас передо мной, родилось не за последний час.

– И давно вы работаете над этим сюрпризом? – я подчеркиваю последнее слово.

– Второй вечер, – отвечает Люк, постукивая ручкой кисти по ладони.

Повисает неловкое молчание. Я пристально разглядываю холст, но толком ничего не воспринимаю – пытаюсь обуздать душащий меня гнев и утихомирить разбуженного гневом зеленоглазого монстра.

– Что думаешь? – наконец интересуется Люк.

Что думаю? Он ни капельки не хочет знать, что я думаю!

– Симпатично, – говорю я, не в силах изобразить восторг.

– Э… Я, пожалуй, пойду спать, – заявляет Элис. – Что-то я вдруг устала. – Она смотрит на Люка с натянутой улыбкой; такая улыбка призвана внушить окружающим, что все в порядке, когда на самом деле не так. – Спокойной ночи, Клэр. – Элис хочет что-то добавить, но передумывает и идет к дверям.

– Да, спокойной. – Я не могу заставить себя произнести ее имя.

Двери закрываются. Наконец слышен скрип ступеней – теперь я уверена, что она ушла к себе.