Вуди несколько раздраженным жестом затушил сигарету в пепельнице.

– Амелия сказала, что на нее набросился какой-то маньяк, стал гладить по руке, а потом еще имел наглость ее поцеловать. По-моему, это нельзя назвать недоразумением, а по-твоему?

– Наверное, нет… то есть да!

– Ты заговариваешься.

– Слушай, Вуди, мы же с тобой из-за этого не поссоримся, правда? Пойми, я тебе хотел помочь!

– Мне помочь? Последние серые клеточки растерял? Пора наконец звонить в лечебницу?

Подобные речи я считал совершенно неуместными в устах юриста, к тому же и телефон не работал, но я не стал цепляться к словам.

– Вуди, посмотри на меня, пожалуйста! Я все объясню.

Вуди наконец снял ноги с подоконника и развернулся ко мне. Я чуть не попросил его снова отвернуться, а то выражение его лица не способствовало поднятию вустерского духа. В прошлый раз я видел его таким на ринге в гостинице «Савой».

Мысленно досчитав до десяти, я пустился в объяснения. Лицо моего друга отразило по очереди любопытство, недоверие, злость, а потом нечто не вполне определимое.

Когда я закончил, наступила пауза.

Наконец Вуди сказал:

– Берти, усвой, пожалуйста, одну вещь раз и навсегда: не смей даже близко подходить к Амелии. Не трогать, не лапать, не лезть с поцелуями, не пускать на нее слюни и так далее. Это понятно?

– Уж куда понятнее, дружище. Солнечный свет по сравнению – тусклее мглы туманной…

– Я еще не все сказал. Амелия – умная, образованная девушка…

– Само собой! Мозговитая как я не знаю что.

– Помолчи, Вустер. Когда я захочу узнать твои соображения, я тебе скажу.

Вуди стоял в паре шагов от меня, и я вдруг ощутил дрожь в коленках, как у того злосчастного субъекта из Кембриджа.

– Ладно-ладно! Ты говори, Вуди, я слушаю.

– Кроме того что умница и красавица, она еще и крайне наивна. Росла в тепличной обстановке, реальной жизни не знает. Я вижу в ней потрясающие задатки, но они пока не развились. Их нужно воспитывать долгими годами. Она, видишь ли, бабочками увлекается… У нее самая обширная коллекция во всей Англии. Чего она не знает о бабочках, того и знать не стоит. Я намерен жениться на Амелии, и не желаю, чтобы какой-нибудь урод все испортил! Мы поженимся, даже если старый Хаквуд не даст своего благословения. В крайнем случае убежим и обвенчаемся тайно. Ради старой дружбы я поверю в твою дурацкую историю. Никто, кроме тебя, не мог бы всерьез устроить такую глупость – обижайся, не обижайся, дело твое. Я по характеру не ревнив и не собираюсь становиться ревнивцем, так что не будем больше об этом вспоминать. Но предупреждаю, Берти: я буду следить за тобой, как ястреб. Что молчишь?

– Мне уже можно говорить?

– Можно. Ты хотя бы приблизительно понял, о чем я тут распинался?

– Ага, понял. Ты любишь Амелию и намерен сделать ее миссис Бичинг, хоть бы все тут что.

– Аллилуйя! До него дошло. Вот и держись за эту мысль, Берти. Крепко держись, не выпускай. И не старайся вообразить чувства, что за ней стоят. Понять их ты все равно не сможешь.

– Откуда тебе знать, Вуди. Может, и смогу.

Последовала неловкая пауза. И снова в лице Вуди промелькнуло то же загадочное выражение.

– А может, и нет, – прибавил я и поскорее ретировался.

Было уже около семи. Я спустился на один этаж, юркнул за дверь, обитую зеленым сукном, и по черной лестнице поднялся к себе. Свою долю согласно разделению труда я выполнил, и хотя Вуди мог бы вести себя поучтивее, в чем-то он все-таки был прав. Если человек с ума сходит из-за девушки, вряд ли ему будет приятно, если кто-то другой станет к ней приставать. Тут, пожалуй, разозлишься. Не знаю, что он нашел в этой Амелии, но страсть его была неподдельна. По крайней мере обошлось без хука с левой… или с правой. Оставалось надеяться, что Дживс плодотворно поговорит с Амелией.

Окунувшись в бодряще-холодные воды ванной, я переоделся и расчесал волосы на прямой пробор. Когда глянул в зеркало, показался сам себе похожим на Дана Лено[27]перед выходом на сцену Лондонского мюзик-холла, но решил, что Дживсу виднее. Затем я умостил на носу очки Дживса и зацепил дужки за уши, раздумывая о том, что мне в сущности оказана честь: ведь сколько Платона и прочей компании прошло через эти стекла! Затем я спустился вниз, хватаясь за стены, а то из-за очков мне все время чудилось, будто ступеньки качаются, как сходни океанского парохода.

В кухне миссис Педжетт устроила мне короткий инструктаж. К несчастью, на первое предполагался суп. Промежуток между переменами блюд – не меньше пяти минут и не больше десяти. Бикнелл будет разливать вино, но если увидит, что я не справляюсь, придет мне на помощь.

– Да что это я разболталась? – воскликнула вдруг миссис П. – Как будто вы все это раньше сто раз не делали!

– Вообще-то не приходилось…

Даже если доживу до мафусаиловых лет, я не забуду, как вступил в тот день в столовую Мелбери-холла. Кажется, я уже говорил, что Хаквуды, в сущности, использовали всего несколько комнат в доме: гостиную, библиотеку, длинную комнату с бильярдом и вот эту столовую, да еще оранжерею. Но что это были за комнаты!

За обеденным столом поместились бы человек тридцать, а если сдвинуть его к стене, вполне можно поставить рядом еще один такой же. Неудивительно, что частная школа на все это зарилась.

Я вошел через дверку в углу, держа в руках поднос, уставленный плошками с холодным огуречным супом. Поднос я поставил на столик у стены, как учили, затем обернулся, и передо мной предстала кошмарная картина.

Джентльмены и дамы как раз рассаживались. Место во главе стола занял сэр Генри Хаквуд – зловредный старый пузан с лисьей физиономией и поблескивающими глазками. Финансовые трудности и скверный характер придали его лицу нездоровый румянец – хотя, возможно, свою роль сыграло и пристрастие к шотландскому виски. По правую руку от него расположилась персидская кошка в человеческом облике – по описанию Вуди я узнал в ней миссис Венаблз.

Джорджиана была в простом атласном платьице и несколько рассеянна. Амелия вышла к столу в синем, а глаза красные. Между девушками элегантно уселся лорд Этрингем в клубных трутневых запонках и аккуратно повязанном галстуке. Вуди, сосланный куда-то за солонку, пребывал в глубокой мрачности. Промежутки заполняли отец и сын Венаблзы, причем первый из них, не переводя дыхания, рассказывал бесконечную историю о своем визите к махарадже Джодпура.

Но главный ужас помещался ближе к середине стола, где напротив друг друга восседали леди Хаквуд и ее школьная приятельница, леди Джудит Паксли. Леди Джудит украшали ряды блестящих черных бус и немигающий взгляд, как у змеи, завидевшей добычу. Леди Х. по сравнению казалась чуть воздушнее, но ее недовольный голос источал чистейший лед. Вместе они выглядели примерно такими же гостеприимными, как Гонерилья и Регана, которым только что сообщили, что папаша Лир явился погостить на месяц, и со всей свитой.