к ней зашёл, после того, как мальчики лягут спать.

— Мне прислали новую книгу стихов Вордсворда, я знаю, это Ваш любимый поэт. Я хочу, чтобы Вы мне почитали на ночь.

На круглом столике стоял подсвечник с тремя свечами, освещая книгу, которую с воодушевлением читал Брануэлл. Остальная часть комнаты тонула в полумраке, там расхаживала миссис Робинсон, бросая жадные взгляды на чтеца. По прочтении стихотворения они беседовали, комментируя содержание, манеру изложения, увиденные образы. В основном говорил Брануэлл, а хозяйка ему усердно поддакивала и соглашалась, подчёркивая проницательность и ум юноши. И, вот, когда он увлечённый делился с ней своим мнением, она, как бы случайно задела книгу, и та упала к её ногам.

— О, простите мою неловкость, — сказала она и попыталась поднять её, хотя знала, что этого делать не следует.

Брануэлл поспешил опередить её. Они чуть не столкнулись и она, глядя прямо ему в глаза, произнесла:

— Вы так учтивы, словно выросли среди высшего света и так тонко чувствуете поэзию! Я ещё не встречала столь умного молодого человека. В Ваши лета столько знать и перечувствовать! А, любовь? Вам знакома любовь?

Брануэлл не успел ответить. Миссис Робинсон положила ему на плечи руки и поцеловала. Гувернёр опешил, он помнил своё положение в чужом доме. И, как бы он не восторгался хозяйкой, как бы не восхищался, но страсти к ней не питал. Его чувства ограничивались уважением её бесконечной доброты к нему. Слова, которые она шептала обволакивали его, словно дурман.

— Я хочу, чтобы Вы полюбили меня. Я Вас уже люблю…

Растерянность сковала волю. Смелые руки хозяйки приводили его в трепет и возбуждение. В разные стороны полетели сюртук и галстук, вслед за ними части туалета мадам. Страстные поцелуи и объятия неистовой женщины вывели его из столбняка…

Лёжа у себя в комнате он улыбался и думал о ней. «Как славно она пахнет ландышами, пьянящий аромат! Откуда в эту пору ландыши?! Ах, я… ну, конечно же, духи!.. Нет, она фея и попросила Месяц Май одолжить ей цветов раньше срока. Сделала нектар и искупалась в нём, поэтому её кожа и пахнет ландышами… Ах, как мне хорошо! Я не помню, чтобы был так доволен. Она принесла мне счастье! Миссис Робинсон само совершенство! И такая знатная и красивая дама меня любит! У неё дети, а она всё ещё красива. Муж совсем, как развалина, она, верно с ним несчастлива, а терпит. Какая женщина!»

Постепенно Брануэлл попал полностью под её власть и души в ней не чаял. Их встречи были, разумеется, тайными. Но блеск любви в глазах брата заметила Энн, знакомая с этой сладкой и горькой болезнью души. Но образумить ослеплённого любовью юношу ей не удалось.

* * *

В пасторат вернулась Табби, ей помогает Хана, молоденькая жительница Хауорта.

Заканчивался январь, и Шарлотта собралась в дорогу. В пятницу она с нежностью попрощалась с семейством и старой служанкой и в первом часу дня покинула Хауорт. Ей было грустно, предстояло проделать весь путь в одиночку. Из Лидса она отправилась на поезде, но случилась поломка, которая задержала его прибытие на несколько часов, и вместо того, чтобы приехать днём, она вышла на перон Лондонского вокзала около десяти вечера. Первоначально она намеревалась остановиться в той же гостинице, что и в прошлый раз, которая располагалась недалеко от пристани и надеялась полюбоваться столичными достопримечательностями. Но в столь поздний час бродить одинокой девушке по понятиям Йоркшира считалось непристойно, поэтому она наняла кэп и направилась прямо к Лондонскому причалу. Здесь Шарлотта попросила лодочника отвести её на пароход, который отправлялся утром на континент.

Ночной мрак поглотил округу. Темноватые клочья облаков скользили по угольному небосводу, иногда обнажая его мерцающее чрево. Вода походила на расплавленную смолу, её плещущуюся поверхность рассекал переливчато-серебристый след нарастающей луны. Шарлотта ощущала себя одиноким странником в неизведанном, таинственном и пугающем мире.

Лодка подплыла к чёрному корпусу корабля.

— Разрешите мне подняться на палубу, — попросила она дежуривших на вахте.

— Уже ночь, мисс, а пассажиров мы примем только завтра утром. Не оставлять же Вас здесь на ночь.

— Именно этого я и прошу.

— Никто из пассажиров не должен спать на борту, мисс!

Шарлотта оглянулась. Глухой шум, доносящийся с лондонских улиц, которые светились бесчисленными огоньками, внушал ей какие-то смутные опасения. Там, в могущественном сердце страны, как она называла столицу, не было никого, кто бы мог её приютить. Отчаяние придало ей смелости. Она поднялась с лавки и стоя в качающейся лодке произнесла:

— Я могу поговорить с тем, кто имеет власть на судне?

— Да, мисс. Сейчас позову капитана, — ответил офицер и скрылся из виду.

Когда тот пришёл, Шарлотта заговорила с ним своим тихим голосом:

— Сударь, я должна завтра отплывать на этом пароходе в Бельгию, мне там предстоит работа гувернантки. Мой поезд надолго задержался и прибыл почти ночью. В Лондоне у меня ни родных, ни знакомых нет и остановиться на ночлег мне негде. Искать гостиницу и блуждать по полутёмным улицам я сочла неприличным. Я Вас умоляю позволить мне переночевать на корабле.

— М-мда … Ну, что же поднимайтесь на палубу и занимайте своё место соответственно билету… Гарри, помоги мисс, — обратился капитан уже к матросу.

В воскресенье она увидела старинные кварталы Брюсселя, а в семь часов вечера вступила в стены пансиона. Супруги Эжер встретили Шарлотту приветливо и просили её располагать их гостиной, как своей, а также предложили помощь в обуздании непослушных учениц.

Зарплата была невелика, часть её уходила на оплату уроков немецкого языка. Ученицы порой казались равнодушными, но чаще им нравилось шалить и угомонить их было не просто. Мистер и мадам Эжер хотели присутствовать на её уроках, при них неугомонные девочки вели себя послушно, но Шарлотте хотелось справиться собственными силами. Она старалась влиять на подопечных лишь манерой беседы с ними и проявляя твёрдость характера. В гостиной Шарлотта появлялась редко, она не хотела надоедать хозяевам своей персоной, ни днём, когда там часто звучала музыка, ни вечером, когда супруги приходили туда вместе с детьми.

Шарлотта регулярно давала уроки английского языка мистеру Эжеру и его шурину. Они старательно и быстро изучали язык и скоро могли уже говорить по-английски довольно прилично. Она старалась научить их высказываться, так как говорят англичане, некоторые неудачные их попытки её потешали.

Из всех обитателей пансиона Шарлотта была расположена лишь к чете Эжер и уважала только их. Остальных она игнорировала. С католичками она не завязала приятельских отношений, ей чужды были их обряды. Каждое воскресенье она ходила